В перерыве между таймами и после окончания встречи поле было предоставлено духовому оркестру сьерра-леонской полиции. Свыше сорока музыкантов в парадной форме: нарядном синем со стальным отливом мундире, белой кожаной портупее и заостренных тропических шлемах — английское, несомненно, влияние — под бодрые звуки марша вышагивали, как один человек, делали красивые повороты, расходились, снова сходились, менялись местами, проходили сквозь ряды и даже описывали по одному большие полукружия. Мне редко доводилось видеть столь точную работу духового оркестра. Ни одной заминки, никакой спешки — все с пунктуальностью хорошего часового механизма. Оркестр был награжден громом оваций.
Утром 27 апреля стадион Брукфилд был забит до отказа. Фритаун праздновал День независимости Сьерра-Леоне, а главное — провозглашение республики. Легкий ветерок, долетавший с моря, развевал на белых флагштоках флаги государств, представленных на торжестве почетными гостями. Задолго до начала я был на месте — с фотокамерами, конечно, и огромным запасом пленки. Меня окружали радостно взволнованные, сияющие лица.
Праздник начался с выноса знамен; войска были в красочной парадной форме — ярко-красных мундирах, черных брюках с красными лампасами, красно-черных фуражках. Когда прибыл президент в своем лимузине, по знаку генерала, обнажившего голову, над стадионом прогромыхало трехкратное «гип-гип ура!». Президент Стивенс, почти семидесятилетний человек, в светлом костюме, с тростью в правой руке, обошел в сопровождении офицеров Главного штаба армии ряды солдат, которые стояли неподвижно, ружье к ноге. Офицеры держали левую руку на эфесе сабли, правую прикладывали в знак приветствия к фуражке. Под звуки десяти артиллерийских залпов из четырех орудий над Брукфилдом был поднят флаг молодой республики.
Великолепный парад и заключительные строевые упражнения почти тысячи солдат, опять же по английскому образцу, поражали обилием красок, торжественностью, необычайной отработанностью каждого движения. Прямые как стрела шеренги солдат по сто человек в каждой совершенно синхронно выполняли повороты, шагали вперед, назад, в стороны. Были продемонстрированы различные виды маршировки. При самой медленной — ее названия я, к сожалению, не знаю — солдаты двигались точь-в-точь как при замедленном показе кинокадров. Зато самая быстрая ходьба, «кукла на веревочке», выполнялась очень четко в ритме быстрой музыки, почти бегом. Стадион принимал выступление восторженно, некоторые зрители в каком-то неистовстве подбрасывали вверх цветы, шляпы и даже туфли. Офицеры штаба в свите президента довольно улыбались. Бравые ребята повторили один из своих номеров и только тогда под звуки веселого марша ушли с поля. Их место заняли бронетранспортеры-вездеходы и броневики, которые напомнили сьерралеонцам, что прямое назначение их славной армии — это защита молодой республики.
Во второй половине дня вышли на демонстрацию предприятия, школы, общественные организации, спортивные клубы и другие объединения — перечислить их все невозможно. Сотни людей в праздничных платьях, старинных национальных костюмах, аккуратных школьных формах современного покроя шли с песнями и танцами между бесконечными шеренгами любопытных через празднично украшенный город на стадион Брукфилд. Началась демонстрация карнавальным шествием, воспроизводящим главные этапы истории Сьерра-Леоне: высадку португальцев, работорговлю, события эпохи колониализма. Без дьяволов и демонов, конечно, не обошлось, они тоже участвовали в шествии. Далее следовали увитые цветами и гирляндами колесницы, на которых были воспроизведены эпизоды из современной жизни; здесь фигурировали медицинские сестры и врачи, портовые рабочие, горняки, крестьяне. Во всех уголках города ряженые музыканты играли на различных национальных инструментах.
Вступление на стадион шествия, растянувшегося на целый километр, вызвало новый взрыв восторга у зрителей. Их собралось шестьдесят тысяч человек, и ни один не довольствовался ролью пассивного созерцателя, все рвались сами участвовать в танцах, песнях и других развлечениях. Временами я не слышал собственных слов, раздавался только глухой гул деревянных барабанов, плывший над шумом огромной пыльной площади. Охваченный общим возбуждением, я снимал не переставая и то и дело менял пленку.