В стране у Карибского моря

Он оказался прав: ночью дождь вымочил нас до нитки, и только благодаря наличию у меня небольшого неприкосновенного запаса сухого спирта нам удалось скипятить утренний кофе и согреться. Но вскоре снова показалось солнце, и, несмотря на множество коровьих троп, нам удалось правильно выбрать наш путь. К вечеру мы увидели на дороге огрызки сахарного тростника, сначала высосанного людьми, а потом изжеванного свиньями. А раз тут бродят свиньи — значит, рядом селение. Крупный рогатый скот может забредать на расстояние нескольких дней пути, свинья же никогда не рискует удаляться от жилья более чем на два с лишним километра. Но вот мы заслышали шум довольно крупной горной речки в ущелье под нами. Перебравшись через нагромождение гранитных глыб в ее русле, мы вскарабкались наверх по крутому склону и увидели перед собой деревню Окотильяль.

Теперь каждый вечер мы добирались до человеческого жилья. Мы шли все дальше вниз по течению Гуаяпе по краю ее долины, до того места, где с юго-запада приносит свои воды равноправная Гуаямбре и где они, сливаясь, образуют Рио-Патука. Отсюда, если двигаться вверх по Гуаямбре, начинается плодородная, густо заселенная валье (долина) де-Хамастран, которая с доисторических времен привлекала к себе людей. Одинокие ранчо и хутора, деревни и асьенды следуют здесь друг за другом на сравнительно небольшом расстоянии. Все здесь было так непохоже на пустынную Москитию с ее неравномерно и далеко разбросанными населенными очагами.

Был совсем поздний вечер, когда мы, в соответствии с планом, через неделю по выходе из Катакамаса вступили в Данли. Улицы были уже пустынны, дома заперты, фонари погашены. Следовало бы еще раз заночевать в пути, но мне не хотелось. Крестьяне в хваленой Хамастранской долине, определенно не бедные, кормили еще более скудно, чем в других местах, хотя брали дороже, жили в самых нечистых жилищах и были удивительно нелюбезны, даже когда их всего лишь расспрашивали о дороге. Широко разросшиеся сорняки, из-за отсутствия всякой борьбы с ними, заполнившие пастбища и сделавшие их ни на что негодными, распространяли сильный, неприятный запах, который мне опротивел до последней степени. Каким-то образом мне еще подвезло схватить простуду, я плохо спал по ночам и по мере подъема в горы все больше зяб. Подходя к высоко расположенному Данли, я буквально дрожал от холода.

Тем не менее я в самом приподнятом настроении постучался в дверь маленькой гостиницы, в которой уже останавливался перед тем, как начать свой поход. Он продолжался сто тридцать три дня, время немалое!

— Quién es? (Кто там?) — раздался голос изнутри. Я узнал его — он принадлежал тому самому заведующему, который был здесь в прошлый раз.

— Это я! Доктор из Германии, помните, который жил здесь четыре-пять месяцев назад, а потом ушел в Москитию. Надеюсь, вы найдете для меня свободную комнату, сеньор!

— Comono! — раздалось в ответ, к моему облегчению.

С шумом вынут засов, повернулся ключ в замочной скважине. Дверь открылась. За нею стоял заведующий. Он сосредоточенно вглядывался мне в лицо, светя электрическим фонариком. Что, он как будто бы не доверяет моим словам? И вдруг мне все стало понятно, когда у него вместо приветствия вырвалось красноречивое восклицание:

— Вы еще живы?

ПО КАРРЕТЕРЕ ИНТЕРОСЕАНИКА

На этот раз я неожиданно был избавлен от необходимости искать пристанище в Тегусигальпе. Мой знакомый голландец, лесной специалист, которого вызвали на совещание в Мексику, оставил в мое распоряжение удобный, полностью меблированный дом, который он снимал. Полы здесь были из прохладного каменного паркета, мебель из пластмассы, а кровати железные, соответственно тропическим условиям. Имелась облицованная кафельной плиткой душевая комната, практично оборудованная кухня с холодильником, открытые террасы спереди и сзади, на окнах цветы. Дом стоял посреди украшенного зеленью квартала особняков, по ту сторону Рио-Гранде, в городском районе Пальмира. Таким образом, я попал в современный жилой квартал на окраине города, где обитали обеспеченные люди, и неожиданно узнал Гондурас с совершенно новой стороны. Я ничего не имел против — следует избегать односторонних суждений.