В стране у Карибского моря

Там располагалось несколько ларьков, плачевно выглядевших снаружи, однако поражающих изобилием внутри. Автомашина с маркой «Кока-колы» как раз разгружала доставленные ящики. Были и другие холодные напитки, в том числе даже какао в бутылках, как в молочных барах у нас на родине. «Американский образ жизни» проник уже и сюда. Хотя в здешней глуши не было ничего, кроме нескольких убогих ранчо, однако их обитатели щеголяли такими нарядами, словно жили на какой-нибудь вилле. Вероятно, граница позволяла им проворачивать выгодные сделки, а для успеха бизнеса надо быть соответственно одетым, ибо встречают, как известно, по одежке. Так вот и здесь, в этих лачугах, построенных из бросового материала, все были хорошо одеты. В каждой хижине была швейная машина и машинка для получения кукурузной массы. Мы поели сильно наперченного супа из говядины со сладким картофелем, маленькими тыковками шайотте и капустными листьями: близлежащие горы богаты всякими овощами. Затем мы растянулись на узких скамейках и последовали примеру пограничников. Заслышав наверху шум моторов, мы поднялись на дорогу. Пограничные стражи выспались. Через несколько минут Сальвадор остался позади, а через какую-нибудь сотню метров дальше над шоссе простиралась пограничная арка Гондураса.

Едва мы въехали в ворота, по обе стороны кабины появились вооруженные люди. Следовало ли их считать солдатами, полицейскими, пограничными жандармами или еще кем-нибудь, я затруднялся сказать. На них были серые штаны и рубашки, лишенные сходства с какой бы то ни было униформой, игривые шейные платки, выбранные по собственному вкусу, легкие соломенные шляпы и уарачи на босу ногу, общепринятые здесь ременные сандалии. При всем том они мне были куда больше по душе, чем гвардейцы сеньора Осорио в Сальвадоре. Воинственные усы и ружья длиной в человеческий рост придавали им устрашающий вид. На груди у них крест-накрест были надеты ленты с патронами. Но вот один из них, достав из кармана очки, стал рассматривать поданные ему документы, и вся его воинственность исчезла. Столь же мирным человеком оказался чиновник по делам въезда в маленькой пограничной канцелярии. Он напоминал вышедшего на пенсию школьного учителя, и большой пистолет у него на боку выглядел ненужной бутафорией. Чиновник с интересом и очень долго перелистывал мой густо заштемпелеванный паспорт. В качестве первого приветствия он пробурчал, что с меня причитается двадцать лемпир (что соответствует десяти американским долларам) въездного сбора плюс 1,2 лемпира за штемпель. Это был самый высокий сбор, какой мне когда-либо приходилось платить на границах.

— Видите ли, — сказал он дружеским тоном, — за это вы можете находиться в нашей стране целых тридцать дней.

Я подумал, что он шутит.

— Как вы сказали, сеньор? — переспросил я. — Всего тридцать дней? Я получил визу у вашего консула в Гамбурге на полгода и даже рассчитываю задержаться здесь еще дольше.

— Ваша въездная виза действительна на шесть месяцев, совершенно верно. Но разрешение на пребывание в стране — это другое дело. У нас такое разрешение дается только на тридцать дней. Но это ничего — вы можете обращаться за продлением.

— И платить каждый месяц 20 лемпир? — возмутился я. — Ну, знаете ли, сеньор, я бы не сказал, что у вас тут отчаянная дешевизна.

Он пожал плечами и повернулся к пишущей машинке, чтобы отстукать мне въездное удостоверение.

— Приедете в Тегук[16], все уладится, — успокоил меня Антонио, вошедший вместе со мной. — Есть там у вас какие-нибудь друзья? Может быть, кто-нибудь из соотечественников? Они вам посоветуют, как продвинуть дело подешевле и, главное, быстрее. Официальным порядком приходится месяцами дожидаться решения. А неофициальным, — он многозначительно подмигнул, — все идет куда быстрее.

Ну еще бы, расходы требуют, чтобы их покрывали! Ежемесячно в казну поступают крупные суммы от всякого рода налогов — в Сальвадоре мне пришлось выложить пять плюс шесть и еще раз шесть колонов, то есть около тридцати марок за разрешение даже не на въезд, а на выезд из страны! И чиновники, естественно, себя не обижают. Так выглядит на практике здравый принцип «живи и давай жить другим». Возможно, мне сразу следовало начать действовать в этом духе. Однако чиновник показался мне слишком солидным, а теперь было уже поздно — бумага была готова. Пряча ее в карман, я обратил внимание на большую вывеску с обратной стороны ворот: «Bienvenidos a Honduras!» — «Добро пожаловать в Гондурас!»

Мне вспомнилось дружеское напутствие дона Рональдо в Гамбурге, и, хотя внутри у меня еще все кипело по поводу совершившегося ограбления, я заставил себя приветливо улыбнуться представителю власти.

— Мне доставляет особое удовольствие — и я рассматриваю это как великую честь — получить возможность вступить в пределы вашей столь прекрасной и высококультурной, вашей великолепной страны, сеньор, — сказал я любезно и поклонился.

— Премного благодарен! К вашим услугам, сеньор! — ответил он еще любезнее.