Эймерлин поднялась из лужи собственной крови. Ее лицо охватила злоба и ярость. Вокруг нее образовалась огненная аура, ее языки пламени, словно хлысты, разрушали все в радиусе десяти метров. Ронни вовремя успел отбежать, достал гранату, одернул чеку и бросил в нее. Она сощурила глаза и отшвырнула разрывной снаряд в сторону. Выпущенный магазин девятимиллиметровых пуль смог лишь ранить ее в живот, и то раз. Эймерлин закричала и открыла у себя над головой портал, из которого повалили огненные шары. Ронни ринулся назад, схватил по пути винтовку, отпрыгнул в сторону и выстрелил наугад. Пуля пролетела мимо головы Эймерлин в одном сантиметре. Она ахнула от испуга, глаза расширились. Он нажал на спусковой крючок еще раз, но прежде чем пуля достигла цели, его тело загорелось. Ронни закричал от боли, а через десяток секунд перестал дышать. Эймерлин лишилась левой ноги, но не умерла. Она залечила раны и восстановила потерянную конечность, испив из своего же тела кровь.
Он возродился и посмотрел на мост, на кучу тел, на разбросанное оружие. Запах гнили, крови вызывали тошноту. Недалеко стоял Иллисех, который крича уже вводил в курс дела. Ронни упал на колени, не силах стоять, повторяя одно и то же слово: «Пиздец». Слух не распознавал речь, в глазах все замылилось. Винтовка на спине, словно потяжелела на десять килограмм.
Вдруг в голове Ронни пронеслась сцена, в которой Эймерлин бросила бумерангом свой меч, он увернулся от него, выстрелил и снова увернулся. Через тридцать секунд так и произошло. Тело Ронни двигалось само собой, словно он отрепетировал это развитие событий много тысяч раз. Не успев обдумать происходящее, он отбежал на расстояние в 50 метров, уворачиваясь от очередного залпа огненных шаров и прицелился и выстрелил. Снова оба погибли.
Перерождения приносили Ронни неконтролируемые боль и мучения. Сотни мертвых тел его и Эймерлин покрыли большую часть поверхности моста. С очередным поражением он окунался в чан безумия все глубже. Иллисех пытался ввести своего напарника в курс дела, как только тот восставал из мертвых, но чем больше он что-то пытался объяснить, тем больше убеждался, что Ронни ничего не слышит или вовсе не воспринимает речь; стиль его боя также изменился и перешел на ближний. Он дрался на мечах, проводил захваты, удушения, ломал ей руки, ноги, шею. К тому же со временем он научился с легкостью уворачиваться от дальних магических атак, таких, как например, огненные шары или лучи. Это был уже не бой двух сдержанных воинов, это был бой двух сумасшедших, готовых на все ради победы.
После сто десятого возрождения в голове Ронни проносилось несколько минут будущего боя, он, словно чувствовал, что произойдет, и его тело двигалось само по себе, уворачивалось само по себе. Эймерлин также адаптировалась к стилю боя своего противника, пытаясь удивить его новым козырем в рукаве. В некоторых местах мертвые тела лежали небольшой горкой, кровь обоих перемешалась, образовывая лужи лилового цвета.
На сто пятидесятый раз, в голове Ронни пронеслась будущая битва, вплоть до ее исхода. Он улыбнулся, когда Эймерлин бросила несколько мечей бумерангом.
После примерно двухсотой смерти, безумие Ронни уходило на второй план, а на первый снова вышел холодный расчет. Мозг привыкал к новым способностям. Новые бои затягивались на десятки минут. Когда один побеждал два раза подряд, второй, балансируя на грани, усилял атаки и использовал все новые уловки и побеждал. Тактика следующего часа заключалась в том, чтобы вытащить из соперника побольше его козырей.
— Пора заканчивать с этим, — сказал Ронни. — Я достигаю своего предела.
Он вытащил из своего рюкзака адреналиновый шприц, воткнул содержимое себе в ляжку и достал свой амулет и рассмотрел его со всех сторон еще раз.
— Теперь твоя очередь.