В связке

– Будем есть мидии, собирать ракушки и мочить ножки! – говорит она и гладит меня по голове. Не понимаю, почему она на меня совсем не сердится, возможно ли на меня не сердиться. И вдруг, не знаю, кто это говорит внутри меня, наверное, Анна, но кто-то говорит:

– Мама, позвони Монджо, мы его обидели, пусть он поедет с нами в Трувиль.

Я слышу себя, как будто за меня говорит кто-то другой. Как бы мне хотелось, чтобы мама услышала мой внутренний голос, тот, что твердит совсем другое, мамочка… Пойми, Монджо не для тебя, ведь у него есть я.

– Ну что ты, моя Лили, – отвечает она, – Монджо может подождать, и потом, я не поведусь на истерики! Не знаю, какая муха его укусила, но ты не волнуйся, мы поедем вдвоем, и точка.

Но ведь есть еще ее телефон. Он трезвонит непрерывно. Это Монджо, Монджо не унимается, Монджо звонит среди ночи, и я прошу ее ответить:

– Давай, мам, уладь это дело, скажи, что мы заедем за ним завтра утром…

Она берет трубку и смеется, наверно, он рассказывает ей что-то смешное или кого-нибудь пародирует.

– Ты уверена? – спрашивает она меня одними губами.

Я киваю и ухожу в свою комнату. Закрываю дверь, и на меня обрушивается большой синий мат. У меня два сообщения, одно от Эмили: «Алиса, почему ты ведешь себя так странно?», и от Октава, он пишет: «Я сегодня не въехал, и в тот раз не въехал, я вообще не въехал. Ну и ладно. Забей».

Я забила, но заснуть не могу.

17

Папа улетел. Ему же хуже. До понедельника мы с Монджо в Трувиле, едем на мотоцикле, только маме об этом молчок. Ей он сказал, что мы поедем на машине. Как же мне нравится всех обгонять! На заправке он пьет кофе и смотрит в телефон, а я спрашиваю, как поживает Элен.

– Элен? Какая Элен? – отвечает он.

– С которой ты был на Сардинии!

– А! Понятия не имею… Мы больше не встречаемся.

Вот так, Монджо приезжает на каникулы с девушкой, а потом больше с ней не встречается. Пожалуй, мама права, когда называет его донжуаном. Я спрашиваю, поссорились ли они, а он говорит, что, на его вкус, она слишком приставучая. «А-а». Он говорит, что я ужасно милая, когда так отвечаю. Он наклоняется к самому моему уху и говорит: «А-а, ты у меня одна, малышка А-А», и в ухе у меня сразу намерзает ледышка, я слышу хуже, и миндалины смыкаются. Обычно горло перестает болеть, когда он заканчивает. Мы садимся на мотоцикл, а ледышка не тает, он говорит, что в отеле будет балкон, что мы поужинаем в номере. Мама научила меня не ломаться, и я не спрашиваю, почему бы нам лучше не поужинать в ресторане. Сегодня суббота, думаю я, послезавтра домой. Время пройдет быстро.

Первым делом мы идем на пляж. Погода хорошая, и люди сидят там допоздна. Целыми семьями и компаниями, расстилают полотенца, играют в бадминтон, чокаются бокалами розе, и мне кажется, что в одной из компаний я вижу мамину шевелюру. Монджо читает и потягивает розе, он тоже взял на пляж бутылку. Группка детей играет в карты. Нет, это другая женщина, не мама. Она кричит дочери: «Армель, а ну-ка давай кончай, я тебе сколько раз говорила!» Мама никогда на меня так не рявкает.

– А ты знаешь, что значит «кончать» на языке любви? – спрашивает Монджо, поднося стакан к губам.

– Это когда кончается любовь? – говорю я.

– Вот и нет, – отвечает он и протягивает мне свой стаканчик.

Я смеюсь, мне десять с половиной, я не пью вина. Он уговаривает меня пригубить:

– Вот увидишь, оно сладкое, почти не пахнет алкоголем.

Я сую в стаканчик нос и со смехом отдергиваю голову.

– Фу!

Вдруг рядом с нами останавливается пара.

– Жорж? – восклицает женщина. – Это ты?

Он оборачивается и вскакивает на ноги. Женщина – Флоранс, а мужчина – ее муж Клод. Бывшие соседи Жоржа, когда у него был здесь дом. Он представляет меня как дочь своей лучшей подруги, и это меня успокаивает. Иногда я боюсь, что он ошибется, забудет наш секрет и представит меня как свою маленькую жену. Флоранс приглашает нас на ужин, и он соглашается. Мы договариваемся прийти к ним через час, нам как раз хватит времени отнести вещи в отель. Я прыгаю от радости, Флоранс говорит, что здесь две их дочери, одной – пятнадцать, другой – десять. Образ папы в очереди в аэропорту стирается, я предвкушаю классный вечер, ведь Клод упомянул картошку фри, а Флоранс – стол для пинг-понга. Будет настоящая вечеринка в честь конца каникул. В номере отеля одна большая кровать. Девушка на ресепшене извиняется, что не получилось предоставить две отдельные кровати, но сейчас высокий сезон, и не хватает матрасов.

– Ничего, поспишь с папой! – весело говорит она, протягивая мне ключ от номера двадцать три.

Монджо открывает дверь, и я выбираю свою сторону кровати. Ту, что ближе к окну, на случай если в дверь ворвется какой-нибудь злодей. Монджо сразу раздевается, чтобы принять душ.

– Ты давай тоже, – говорит он мне, – идем, примем душ вместе, чтобы не опоздать к Флоранс и Клоду.