В свободном падении

Истерзанный безденежьем, но обласканный, изнеженный бездельем, я с противоречивым чувством оделся и доставил своё безжизненное тело в офис задолго до начала рабочего дня. Влив в себя несколько чашек американо из мрачной кофе-машины, я немного пришёл в себя и, оглядевшись, обнаружил себя в просторном и пустом помещении, спрятанном от окружающего мира плотными жалюзи. Возле окна, в углу, я заметил необжитое рабочее место: никаких тебе фигурок зверушек, кружек и даже календариков. «Моё», — догадался я. По-хозяйски плюхнулся, скрипнув креслом, погладил рукой чистый, немного влажный отчего-то стол. На столе возлежала кипа бумаг: стандарты, положения, выжимки из трудового законодательства, нормативные тексты на английском языке и прочее, а сверху, как вишенка торта — клочок бумажки с размашистой начальничьей надписью: «постепенно вникнуть». Поначалу я и правда постепенно вникал, причём весьма старательно, вчитываясь в листы с бессмысленным набором предложений. Но потом быстро понял, что усердие моё было совершенно напрасным.

Помимо меня, в зависимости от обстоятельств, в офисе дежурило от шести до восьми человек: в основном, студенты и аспиранты, но были и две почтённого возраста суровые дамы. Дамы намеренно не общались друг с другом, ища расположения у нас, молодых. Со мной, к моему удовольствию, они общались чуть меньше и настороженно, вероятно, опасаясь моего неформатного вида. В офисе царил строгий дресс-код — все сотрудники в обязательном порядке носили на себе белую, с длинным рукавом, рубашку — традиционную спецодежду для офисного пролетариата. При этом рубашка могла не подходить по размеру, и носить её можно было с чем угодно — с джинсами, или с короткой юбкой, я думаю, даже если бы я пришёл в трусах и в необъятной рубашке-простыне для двухсоткиллограмового Шакила О’Нила, никто бы не сказал мне и слова. Это глупое правило требовало неукоснительного соблюдения: если вдруг кто-то забывал белую рубашку дома, она моментально выдавалась из гардероба. Второе правило: чёткое соблюдение рабочего графика. Можно было смело переносить свои рабочие дни в зависимости от желания, однако ни в коем случае нельзя было опаздывать и уходить раньше времени. С девяти до шести сотрудник обязан был находиться на рабочем месте, исключая, само собой, обеденный перерыв. Как сотрудник при этом заполнял эти рабочие часы, никого особенно не волновало. Чаще всего мы убивали время за чтением журналов и книг, многочасовым сидением в жж и фэйсбуках. Сражаясь со скукой, я завёл аккаунт моей группы во всех существующих соцсетях, и рассылал десятками приглашения. Увы, несмотря на мою интернет-активность, число участников не только не увеличивалось, но постепенно убывало. Ситуацию не спасали даже фотографии котиков и женских грудей, которыми я ежедневно насыщал альбомы.

Иногда, несколько раз в месяц, начальник приносил задания: какие-то папки бумаг или журналы, которые нуждались в ксерокопировании. После недель полнейшего безделья отксерокопировать несколько десятков страниц было тяжело: пальцы быстро затекали, нагревались от светодиодов, страницы не слушались и рассыпались. Чаще всего я имел дело с какими-то статьями из журналов и рецептами блюд. И только изредка — с внутренней документацией. Дважды мне доверяли перевести англоязычные статьи: мой английский был довольно хорош, хотя и несколько специфичен (я обучался языку не по школьным учебникам, а по песням «Clash» и «The Stooges»), тем не менее, статьи я мог переводить с листа. Гораздо тяжелее было просто набирать их, долго и нудно стирая пальцы о клавиши.

Я пересёк Большой Овчинниковский переулок и быстрым шагом направился в сторону набережной по Пятницкой улице, обгоняя обречённо ползущую передо мной людскую толпу. Времени оставалось мало. На Кадашевской набережной пришлось уже сорваться на бег. Несколько раз проскочив перед машинами на красный, я оказался на проходной за несколько секунд до девяти. По крутой лестнице взбежал наверх, задержавшись на секунду у кабинета начальника: ключ уже был в двери — начальник всегда был на работе, приходил раньше всех и уходил неизвестно когда, может, и не уходил вовсе. Отдышавшись, стараясь не шуметь, я добрёл до двери нашего офиса, скрипнул дверью и оказался внутри.