В тени Альгамбры

— Дело было так, — рассказывает Фелипе, — Мы давно уже были недовольны по различным причинам. Дирекция помыкала нами, как только могла. Например, в сочельник смена, работавшая до одиннадцати вечера, хотела отпроситься домой пораньше, чтобы провести канун рождества с семьей. Господа-католики нам отказали. Однако нашего начальника производства, дона Антонио Иньигес и Санчес-Архона, в шесть часов на заводе уже не было! Но в другой раз мы все-таки добились своего. По закону о профсоюзах каждый рабочий в смене имеет право на получасовой перерыв для отдыха и еды. Дирекция предоставляла нам лишь двадцать минут. В конце концов благодаря нашей солидарности мы пробили себе эти полчаса. Но меньше всего нас устраивало то, что мы вкалывали за тридцать шесть, максимум сорок семь песет в день, и это за квалифицированный труд, ведь работа на заводе не из простых! Мы сразу потребовали как минимум сто пятьдесят песет в день. При этом мы ссылались на одного из вице-директоров предприятия, он же одновременно был секретарем католической патронатской организации. Незадолго перед этим он заявил, что минимальная заработная плата должна быть не менее ста двадцати песет в день. Когда мы забастовали, этот самый секретарь пришел к нам на собрание и по всей форме заявил: «Возобновите работу. Обещаю вам, если вы немедленно вернетесь на рабочие места, вы получите свои полтораста песет!» К сожалению, рабочие поверили ему. А в выплатной день получили конверты с зарплатой и открыли обман: в среднем нам заплатили лишь по сорок пять и восемьдесят восемь сотых песеты в день, всего лишь на пять и восемьдесят восемь сотых больше, чем мы получали прежде! Мы тут же снова забастовали. Но на этот раз администрация показала нам спину и объявила локаут. Рабочих взяло опасение, что они не сумеют добиться своего, и они согласились возобновить работу. После этого двадцать рабочих уволили окончательно, несмотря на общую трехчасовую забастовку солидарности. Заработную плату, разумеется, выше не поднимали, больше того, дирекция даже угрожала отнять уже сделанную надбавку.

Я спрашиваю, как вела себя полиция во время забастовки.

— Полиция, — отвечает Фелипе, — вела себя так, как и следовало ожидать. Когда мы забастовали во второй раз, в час ночи были взяты пятеро рабочих прямо из постели, а в девять утра еще четверо. Это была «полисиа сосиаль» — политическая полиция в штатском, в нее набирают всякий сброд. Двоих арестованных отпустили через десять дней. На них наложили штраф в двадцать тысяч песет, и нам пришлось собрать им эти деньги. Троих отправили в казарму.

— Вы должны знать, что это означает в Испании, — перебивает Диего. — У нас существует обязательное восьмимесячное военное обучение. Солдату платят всего лишь полпесеты в день, а кормят до того скверно, что он голодает или портит себе желудок, если ничего не прикупает. Но эти восемь месяцев засчитывают, если проработать пять лет на заводе. А вздумал артачиться — пожалуйста в казарму!

— Самое страшное в Испании, — замечает Мигель, — это до сих пор то, как полиция обращается с арестованными. И не только «полисиа сосиаль», «гуардиа сивиль» нисколько не лучше!

— Недаром казармы «гуардиа сивиль» в Севилье зовутся кварталом жертвоприношений, — говорит Фелипе. — Там пытают всех, не только политических, но и взломщиков, и мелких воришек, пусть даже они во всем признаются, — а вдруг они что-нибудь утаили, ведь возможно же такое! Крики истязуемых часто разносятся далеко вокруг. Два года назад там чуть не запытали до смерти арестованного антифашиста Эмилио Родригеса Мартина. Его привязали ремнями к скамье и сдавливали ему ноги до тех пор, пока он не терял сознание, а когда он приходил в себя, начинали все сначала. На следующий день они заставили его бегать распухшими ногами и дергали его при этом за уши и за волосы, а под конец в кровь растоптали ему ступни. Потом они били его молотком по печени, колотили кулаками по шее и ушам, пинали в пах. Так ничего от него не добившись, капитан «гуардиа сивиль», который его допрашивал, с такой силой ударил его в лицо, что тот упал без сознания и в таком состоянии был доставлен в тюремную больницу. Эмилио Родригеса приговорили к пятнадцати годам тюрьмы.