В тени и безмолвии (ЛП)

Даже мысль об этом была леденящей кровь. Мысли о том, как злобные, враждебно настроенные люди (или худший враг — как Шоу) обращаются с тобой как с животным, ужасали, но когда Эрик попытался представить, будто это делает с ним его отец, — он не смог. Этого бы никогда не произошло.

Эрик бережно хранил далёкие воспоминания о мирной и безопасной жизни и родителях, которые обеспечивали её несколько лет в его детстве. Каково было бы никогда не иметь этого?

— Всё не настолько плохо, как ты представляешь. Мой отец был действительно заинтересован. Он полагал, что он мог помочь мне, поняв мою мутацию.

— Он ставил опыты над ребёнком, — слова выходили рычанием, царапающим больную глотку. — И ты миришься с этим?

Снова пауза.

— Нет. Не мирюсь. Действия моего отца были ровно насколько неправильными, насколько мотивы — благосклонными.

— Тогда почему ты оправдываешь его?

— Я думаю, его мотивы — и есть оправдания. Но, видишь ли, после его смерти, я попал под опеку Курта Марко, который, в свою очередь, ставил иные эксперименты. Его мотивы не были и близко доброжелательными. И, уверяю тебя, это многое меняет. Я остро чувствовал эту разницу каждый день своей жизни после.

— Это Марко… — как правильней сказать? — лишил тебя голоса?

Чарльз издал звук: не голосом, скорее просто фыркнул носом и ртом одновременно, что смутно напоминало смех.

— Ты видел фильм «Мистер Смит едет в Вашингтон»? — Эрик мотнул головой, не понимая, как это может быть уместным. — Ну, в этом фильме есть сцена, где персонаж Джимми Стюарта занимается флибустьерством — говорит часами без остановки перед конгрессом. По сюжету голос подвёл его, но он не останавливался — настолько упорно он действовал ради благородной цели. Стюарт был настолько сосредоточен на своей роли, что попросил врачей промыть его горло хлоридом диртути перед сценой. Он жёг свою глотку, чтобы воссоздать нужную боль. Курт Марко услышал эту историю, и это вдохновило его. Он пытался заставить меня проецировать свои мысли в головы других людей, говорить с ними телепатически, так, как я делаю это сейчас. Тогда я ещё этого не умел. И он начал выжигать мою глотку химикатами, так, чтобы я не мог говорить по часу, по дню, он давил на меня, всё время давил…

Тишина в голове Эрика стала такой же, как и в комнате. Он чувствовал напряжение Чарльза. Вспоминал, каково было быть маленьким испуганным мальчиком в комнате со «Шмидтом», задающим ему вопросы, просящим сделать непосильные вещи, обещающим причинить боль, если тот не сможет.

— Однажды Марко зашёл слишком далеко. Он заменил химикаты на ещё даже более кислотные и токсичные, чем он предполагал. Врачи спасли мою жизнь, но не мой голос.

— Ты ведь отомстил ему?

— Мести быть не могло. Он был замешан в смерти моего отца. Он свёл мою мать с ума и разрушил ей жизнь. Он мучил меня. Он позволял своему сыну издеваться надо мной. Чтобы причинить ему столько боли, сколько он причинил её мне… мне бы пришлось стать другим человеком, коим я не являюсь.

— Ты не мог отпустить его так просто.

— Я бы не сказал, что это было так просто.

— Прости. Я не должен был это говорить.

— Ты не должен извиняться, — легко ответил Чарльз. — Кажется, теперь нам вполне удобно говорить. Видимо, из-за того, что наши пути в чём-то схожи, поэтому я думаю, что нам стоит работать вместе. Но если ты предпочтёшь общаться с кем-то, кому не необходимо прикасаться к твоему разуму, я могу это устроить.

Эрик задумался. Хоть и его отношение к телепатии было весьма непростым, он мог поверить, что Чарльз будет держать свои способности в узде и использовать их в приличных рамках, если Эрик пожелает.

— Давай начнём, ты и я.

— Мне нравится, как это звучит. Да. Давай начнём.

========== Часть 3 ==========

Они начали с экскурсии по особняку, этаж за этажом. Левая рука Эрика лежала на изгибе руки Чарльза, а двумя пальцами правой руки он отслеживал повороты стен, чтобы лучше запомнить их расположение. Правда, иногда он уделял больше внимания своей левой руке, чем правой, что его тревожило. Не было ни калиток, ни сигнализации. Замки в дверях были стандартными, и большинство людей даже не закрывало их, входя и выходя.

— Мы не будем закрывать и твой, теперь, когда ты знаешь, где ты, и не будешь срываться с места и вредить себе или другим, — сказал Чарльз.

Эрик предположил, что это значит, что здесь играют в другую игру, для того, чтобы понять которую, понадобится время. Но он хорошо натренирован играми Себастьяна Шоу и быстро учит правила.

Затем Эрик начал знакомиться с другими жителями Дома Ксавьера. Рейвен оказалась приёмной сестрой — мутант, которого Чарльз встретил в детстве. Эрик ей нравился, как он понял, не вопреки его слепоте, а из-за неё.

— Не представляю, зачем тому, кто может менять свой облик, так переживать о своём внешнем виде, но вот, пожалуйста, — пояснил Чарльз. — Это было больным местом между нами до того, как я потерял голос. С тех пор я нуждался в ней больше, и мы преодолели это, с большим усилием. Ты знаешь, я был немым пять месяцев до того, как она позволила мне говорить внутри её головы.