В тени сгоревшего кипариса

Когда Котовский устает до предела, в его голову лезет вот такая чушь. Симптом называется.

Он засыпает прямо на снарядном ящике, стянув сапог с правой ноги. Пожилой грек с повязкой санитара на рукаве цивильного пиджака вынимает из его рук рыжий от пыли сапог, аккуратно укладывает Алексея на траву, подсунув под голову командирскую сумку. Укрывает плащ-палаткой – не столько от ветра, сколько от солнца.

– Спи, сумасшедший русский, спи. Побольше бы таких.

Грек вздыхает, поправляет на боку сбившуюся брезентовую торбу с красным крестом и топает на летное поле – там продолжают грузить в грузовики и двуколки тела защитников и трупы нападавших.

В этот день батальон Котовского успел выспаться и даже поужинать, а ночью опять пришлось мчаться к побережью – итальянские катера вновь высадили десанты, много, в разных местах – и в этот раз фашистов поддерживали с моря огнем корабли с весьма приличной артиллерией. Там, в ночной темноте, тоже дрались – били пушки, поднимались и падали лучи прожекторов, пылали пожары, но все это сознание отмечало походя, как незначительные детали – в этот раз макаронники притащили на берег кое-какое тяжелое оружие, даже противотанковые пушки. Немного, но два танка и танкетку батальон потерял. К утру совместными усилиями итальянцев сбросили в море, но оказалось, что десанты на западном побережье сумели закрепиться на плацдармах, даже смогли удержать какую-то гавань. На приказ «выдвинуться и уничтожить» Алексей отреагировал матом. Хорошо, что расстояния теперь невелики – через полчаса он уже орал на греческого полковника, пытаясь объяснить, что его люди ни хрена ни волшебная палочка, а без бензина и обслуживания танки просто не ездят. Каким-то чудом был понят, и вместо ареста получил просьбу дождаться колонну с топливом и боеприпасами, обслужить технику и готовиться к новым боям.

Алексей вернулся к своим злой и дерганый. Ни за что обругал приставшего с обедом ординарца, отмахнулся от попытавшегося узнать новости командира минометной батареи, забрался на скалу и уставился на море. Все было хреново. Он три дня не получал вестей от Лаис.

* * *

Глядя, как саперы старательно и сноровисто устанавливают мины – большие противотанковые и маленькие, способные в лучшем случае оторвать ступню пехотинцу, Джон вспоминает один из разговоров с Котовским: «…свяжитесь со штабом, и попросите не минировать пути отхода полностью – пусть оставят для нас тропинку», – так он тогда сказал.

Почему тогда оказался прав этот чертов лысый русский, а не имеющий ученую степень лейтенант Джон Мэллоу? Умом Джон понимает свое командование, но от этого понимания тянет блевать. Браун протягивает фляжку:

– Хлебните, лейтенант, будет легче.

Горло и в самом деле забито пылью. Мэллоу делает длинный глоток, пищевод обжигает огнем, лейтенанта одолевает кашель.

Браун подхватывает емкость, завинчивает крышку и легонько похлопывает командира по спине.

– Узо, сэр.

После глотка греческой водки в самом деле становится легче.

– Спасибо, Браун.

– Не за что, сэр. Когда я думаю о том, что происходит, хочется напиться до свинского состояния.

После памятного боя, в котором сгорела большая часть танков их полка, командование британского экспедиционного корпуса сочло ресурсы для продолжения сопротивления исчерпанными. И это несмотря на то, что получившие суровую трепку боши встали на месте как вкопанные!

К чести командования, нужно сказать, что греческие дивизии отходят первыми – британские части прикрывают отход. До серьезных боев доходит редко – саперы его величества мин не жалеют, немцам нечасто удается догнать арьергардные патрули британцев.

Отличившийся в бою лейтенант был замечен командиром полка и поэтому командует одним из этих патрулей. Саперное отделение, взвод пехоты и три танка. Вооруженную девяносточетырехмиллиметровой гаубицей машину придали Джону для поддержки, но она слишком часто ломается, приходится таскать ее на буксире за парой грузовиков.

Настроение у отступающих солдат паршивое, а после взглядов, которыми их провожают местные жители, хочется помыться.

– Относитесь к этому проще, сэр. Вы можете что-нибудь изменить?

– Нет.

– Значит, плюньте и выполняйте приказы, иначе ваши мозги не спасти даже на дне бочки с узо, да, сэр.

– Нельсона сохранили в мальвазии, Браун.

– Тушкой, сэр, – равнодушно подчеркивает Браун и делает большой глоток из заветной фляги. Лейтенант берет емкость у него из руки, прикладывается к ней и возвращает ординарцу.

– Оказывается, вы философ, Браун.

– Такова жизнь, сэр.

* * *