В тени шелковицы

В Леле престольный праздник издавна приходился на последнее августовское воскресенье. От поселка до Леля напрямик вдоль мертвого рукава реки было недалеко, всего два километра. Мария ходила сюда с подружками на гулянье — поглазеть на карусель, на тир, на шатры торговцев медовыми пряниками. А вечером, когда в саду у Рундеса начинала играть музыка и пары танцевали, заглядывала через забор, смеялась вместе с остальными девчонками, замирая от сладостного ожидания, и вот однажды заметила на себе взгляд какого-то парня.

Так она познакомилась с Имрихом. Они поженились после двухлетнего знакомства. Марии было девятнадцать, Имриху двадцать три.

7

Собрание в Эрхлеровой корчме наконец закончилось, участники его вывалили во двор и выстроились перед корчмой.

В первое мгновенье ночная прохлада освежила их, но затем осенний холод стал проникать под одежду, и стоявших охватила дрожь. Застегиваясь плотнее, они поворачивались спиной к резким порывам западного ветра, который задул вчера из прибрежных лощин.

Но безжалостный ветер пронизывал холодом и спины. А при виде зябко мерцающих и дрожащих звезд, отдаленных, казалось, сегодня гораздо больше обычного, становилось еще холоднее.

Первым отъехал автомобиль. Его красноватые задние огоньки какое-то время светились на шоссе, а потом исчезли в темноте. Следом укатили брички и громыхающие крестьянские телеги, а затем разошлись и прибывшие пешком — по двое, по трое и по одному разбрелись во все стороны, спеша в свои глинобитные хаты либо в батрацкие лачуги, чтобы успокоить жен, с нетерпеливым любопытством дожидающихся их. Но мужья, переступив порог дома, мало что рассказывали о собрании, так — в двух-трех словах, да и то намеками, оставляя главное для себя или на потом, чтобы в удобный момент ошарашить жену, дочь или мать невероятно щедрыми посулами, которые раздавали им в тот памятный вечер.

Имрих возвращался домой по шоссе вместе с шурином. Вдали затих стук колес последней телеги, и тишину нарушал только легкий шорох листьев кукурузы, что еще стояла в поле по левую сторону от дороги.

Собираясь на сходку, Имрих оделся легко, не предполагая, что за несколько часов так похолодает. Ветер продувал его одежку насквозь, и он мрачно подумал, что ему не хватало еще простыть.

На повороте шоссе Штефан Бокрош остановился, достал из кармана сигареты, предложил Имриху, затем они двинулись дальше.

— Теперь начнется заваруха, держи ухо востро. И так они чего-то долго собирались. С чехами нечего цацкаться, а проволочники[4], эти бесомыги вонючие, сами уберутся, — сказал Бокрош.

Имрих не ответил.

— Я уже приглядел себе хозяйство. Возле вас, в колонии, — продолжал шурин.

— Которое?

— Швеглы.

— Ты в себе? Это ведь добрых тридцать гектаров пашни, да еще и луга в придачу. Навряд ли у тебя с этим что выйдет, — усомнился Имрих.

— Посмотрим, — коротко бросил Бокрош.

— Мало ли чего болтают, а ты что — вправду веришь, будто мы получим и землю, и дома…

— А сам ты только что как будто не слыхал об этом? — сердито выкрикнул Бокрош.

— Слыхать-то слыхал, да мало ли чего…

— Ты вот не сиди сложа руки, — недовольно пробурчал Бокрош. — Если хочешь чего заиметь — заслужи, — поучительно добавил он. — Подбери себе какую усадьбу и гляди не прозевай.

— Подобрать-то проще простого, — ответил Имрих. — Да что проку?

— Я стану вести хозяйство с размахом. Займусь кукурузой, буду свиней откармливать, увидишь, как подымусь. Дело это беспроигрышное, мясо и жир всегда найдут сбыт.

— Швеглово хозяйство — великоватый кусок для тебя, смотри не поперхнись, — покачал головой Имрих.

— Да ты пораскинь умом, — разозлился Бокрош. — У меня заслуги, к тому же семеро детей, я имею на него право!

— Другие тоже стараются, выслуживаются.

— Само ничего в рот не свалится, хорошенько запомни. А пан Элемир мне уже обещался, — вытащил Бокрош свой козырь.

Имрих умолк, размышляя о надежности слова пана Элемира.

У криницы они остановились. Высоко над рощей плыл в небе кроваво-багровый месяц. Ветер немного стих, а может, их просто укрывал с запада высокий берег.

Бокрош уже переселился тогда в имение, и путь его лежал дальше прямо по шоссе, Имриха же — вдоль рощи.

На прощанье они еще раз закурили.

И тут Штефан без видимой связи, как-то резко, даже со злостью выпалил:

— Зачем только ты женился на ней?.. С красивой бабой греха не оберешься!

— Ты что несешь?..

— На кой ляд ты женился на Гильде?

— Спятил ты, что ли, тебе-то какое дело? — взорвался Имрих. И добавил тише: — Ты это к чему?

— Да так… — пожал плечами Бокрош.

— Нет, договаривай, коли начал.

Бокрош лишь махнул рукой и не спеша двинулся по дороге к имению.

— Постой, договаривай, — крикнул вслед ему Имрих.

— Дуролом ты, Имро. Дуролом, и больше ничего, — бросил Бокрош через плечо и зашагал быстрей.

Имрих ошарашенно продолжал стоять на обочине. Когда сигарета, догорев, обожгла ему пальцы, он очнулся и побрел домой.

Что за несуразицу болтал Штефан, недоумевал он. Хлебнул на грош, а несет невесть что. Он еще некоторое время с тревогой думал об этом, но постепенно мысли его перешли на другое. И в самый раз — он проходил мимо хутора Речного.

8