В тени шелковицы

— Все пускай остается вам, Иоланину долго перепишем у нотара[5] на вас, вы нам за нее выплатите, — пояснил наконец Штефан.

— Выплатим? Чем же? — стиснул Имрих поднятые ладони.

— Деньгами, — пояснила ему сестра. — Наличными, все как следует, у нотара.

— Где ж мы их возьмем?

— Не притворяйся, будто у тебя ничего нет. Ты на сахарозаводе заработал до женитьбы и отложил, у Речного прирабатывал, да и теперь когда-никогда ходишь ему подсоблять.

— Думаешь, этого невесть сколько наберется?

— Сколько-нисколько будет, — протянула Иолана. — Остальное разделим, понадобится нам в имении и утварь и так кое-что, — улыбнулась она.

— Дашь, сколько у тебя есть, — предложил Штефан. — Я не пес какой, много не прошу, мне не надо, чтоб ты шел выпрашивать у еврея под проценты.

— У меня ничего не останется, как мы жить сможем? Мало ли что случится — неурожай, болезнь, с голоду помрем! — разозлился Имро.

— У вас будет дом и земля, — стоял на своем Штефан.

— Хату чинить надо, крыша на голову валится. Материалу без денег не дадут ведь. Покамест чего снова накоплю, стены нас привалят.

— Не хнычь, Имро, какие надо дыры — сам зачинишь. А что за материал ты собираешься покупать? Кирпичей наделаешь в ямах, тебе ни гроша стоить не будут, — убеждал Штефан шурина.

Тут Мария, все это время молча слушавшая их, тихо сказала:

— Ладно, будь по-вашему, — и улыбнулась мужу, который посмотрел на нее с удивлением. — Заживем спокойно и выкрутимся как-нибудь, — добавила она, мечтательно уставившись в окно.

— Ну вот и договорились! — обрадовался Штефан.

Когда они с Иоланой отошли от стола, Мария ненадолго осталась с мужем одна. Не успел он на нее накинуться с упреками — чего, мол, она лезет в его дела, следующая ее фраза заставила его замолчать:

— Угомонись, нам понадобится больше места, скоро к нам аист залетит.

9

Имрих шел вдоль штакетника, а дойдя до дощатых ворот, которые год назад помогал Речному навешивать, остановился. Остановился и заглянул поверх них. Все спали, в глубине двора неясно вырисовывались в темноте стены хлева.

Значит, и пес дремлет, подумал Имрих, не видя и не слыша его. Но он зря возводил напраслину, потому что Гектор тут же подошел к ограде, вертя хвостом, и стал прохаживаться по другую сторону ее, с любопытством оглядывая человека, который посреди ночи пялится на имущество его хозяина.

Узнал меня, даже не ворчит, подумал Имро и тихонько окликнул собаку.

Гектор заскулил, высунул язык и, передними лапами опершись на ограду, глядел, словно ожидая подачки.

— Ничего у меня нет, принесу в другой раз, — пообещал ему Имрих, и собака, словно поняв, опустилась на землю и отбежала к хлеву.

Имрих пошел дальше.

Короткая остановка перед хутором Речного навела его на мысли, весьма удаленные от нынешних дней.

События декабрьской ночи много лет назад всплыли в памяти, наполнив душу Имро грустью. Давно, казалось, забытое отозвалось тихой болью.

В начале лета, вскоре после того как они оформили у нотара дела с отцовским наследством, сестра Иолана с детьми и мужем уехала из родительского дома.

Имро вместе с партией баб и мужиков работал на жатве и молотьбе у Млейнека, в поселении неподалеку от железнодорожной станции. Мужики спали у хозяина на сеновале и только на воскресенье ходили домой, но Имро с ними не ночевал. Мария боялась оставаться дома одна, и он не мог допустить, чтобы в эти, самые счастливые для женщины, дни ожидания Мария замирала от страха и одиночества.

Поэтому он еще затемно отправлялся в путь и быстрым шагом проходил эти три километра напрямик через поля. Тем же путем возвращался он поздним вечером к Марии, которая в нетерпении ждала его с горячим ужином на столе.

Лето прошло; в начале осени работник Млейнека развозил заработанное поденщиками в с граду по деревням и хуторам. Остановился он и в Имриховом дворе. Сгрузил с телеги мешки со свежей мукой, с отрубями и центнер ячменя; выпил две стопки житной, которую поднес ему хозяин дома, сел на телегу и поехал к следующему.

Мария должна была родить где-то около рождества, но за месяц до этого, еще перед святой Катариной, у нее начались такие боли, что ничего не оставалось, как отправиться в Ольшаны к доктору.

Осмотрев, расспросив Марию, он отпустил ее и позвал в кабинет Имро.

Доктор покашливал, заглядывал в бумажки, вертелся на табуретке, наконец сказал:

— Понимаете, пан Бенё, вашей жене лучше всего было бы оставшееся до родов время провести в больнице. Не пугайтесь, это на всякий случай. Роды, по-видимому, предстоят сложные, и ей лучше будет находиться под присмотром врача.

— Пан доктор, возле нас в деревне есть повивальная бабка, она обычно и помогает при родах, — проговорил в смятении Имрих.

— Знаю, знаю, как же, у меня нет оснований не доверять ей, тем не менее доктор — это доктор, дорогой мой. Ваша жена вообще нуждается в постоянном наблюдении. Вот эти порошки пусть принимает регулярно по два раза в день. Позаботьтесь, чтобы она их действительно принимала, — и врач протянул Имриху рецепт.

Имрих кивнул, попрощался и вышел.

— Пан Бенё, подумайте о больнице, — повторил доктор напоследок.