Имро долго колебался — передавать ли услышанное от доктора жене, наконец на третий вечер не выдержал и повторил все, о чем доктор говорил с ним тогда.
— Ой, что ты, ведь за каждый день в больнице надо платить бог знает какую кучу денег! В долги залезем, нечего мне туда ходить! Моя мать всех нас дома родила, не всегда и повитуха-то была рядом. Я и вправду никуда не пойду, — решила Мария.
— Как знаешь, — тихо вздохнул Имро, но ему было не по себе оттого, что он так легко согласился с женой, и недоброе предчувствие не давало ему спать по ночам.
Мария регулярно принимала порошки, когда же за неделю до сочельника у нее начались боли, она поняла, что время пришло.
Был уже поздний вечер, когда она сказала Имро:
— Ступай за бабой, вроде пора…
Имро, как был, в тонком свитере, без шапки, побежал через рощу, мимо хутора Речного, криницы, выскочил на шоссе и бегом вбежал в поселок.
Повитуха уже спала, он тормошил ее, ему казалось, что она одевается целую вечность.
— Сейчас, сейчас, — ворчала она, поглядывая на перепуганного Имро.
Имро лишь по пути назад заметил, что идет снег. Тонкий слой его лежал на дороге и не таял.
— Ишь ты, до утра будет санный путь, — усмехнувшись, сказала бабка.
Когда они вошли в хату, Мария лежала в постели, тихо постанывая.
— Я поставила воды на плиту, — сказала она только и потом, уже лишь стискивая зубы, стонала и изредка вскрикивала.
Бабка осмотрела ее, покачала головой и крикнула Имро:
— Подкладывай в плиту, мне надо будет много воды, — и, повернувшись к Марии, успокаивала ее.
Имрих вышел в кухню, делал, что приказывала повитуха, и боялся заглядывать в комнату.
Через полчаса баба выскочила на кухню, сама не своя, и в смятении объяснила:
— Это хуже, чем я думала, одна я не справлюсь. Беги за телегой, ее надо везти в больницу.
— Может, лучше сюда привезти доктора?
— Это долго будет, надо скорее в больницу, — воскликнула она настойчиво. — Ступай, ступай!
Он снова побежал в поселок. Снегу прибывало, он валил все плотнее, местами ноги Имриха увязали по щиколотку. Еще и ветер поднялся.
Он направился прямиком к Фаркашке, у нее одной во всем поселке была пара лошадей, и забарабанил а дверь. За дверью раздалось шлепанье ног, замигал огонек фонаря и послышался голос старенького Белы, спокон веку служившего у вдовы.
— Кто там?
— Я, Имро Бенё, — закричал он.
Двери отворились, и Имрих объяснил, зачем пришел.
Бела пожал плечами, указывая на соседние двери. Но Фаркашка уже стояла на пороге и сонно смотрела — что за непогода на дворе.
— Мне нужны лошади, жена кровью исходит, — повторил он.
— Не могу, лошади устали, — сказала женщина.
— Я заплачу. — Он вытащил из кармана деньги.
— Говорю же, не дам — кони до позднего вечера возили дрова из рощи.
Он уперся в косяк, боясь, что Фаркашка захлопнет двери перед его носом, и упрямо повторил:
— Бабка послала меня за телегой, через полчаса может быть поздно. Я хорошо заплачу, у меня есть деньги, и Беле заплачу за беспокойство. Дай лошадей, хозяйка…
— Говорят тебе — не могу. Ступай еще куда, не нужны мне твои деньги. Погляди, что творится на дворе, я еще не спятила давать лошадей в этакое ненастье. Оставь меня в покое!
Имрих отступил от дверей, и они с треском захлопнулись.
Что делать, что делать, лихорадочно соображал он. Бежать в имение к шурину? Разбудить управляющего, он поможет… Нет, пока он туда доберется, еще полчаса пройдет, не меньше, нету у него столько времени. Попробую у колонистов… должны же они мне помочь, решил он и направился назад к кринице.
У Речных еще горел свет. Он вошел во двор и, не останавливаясь в дверях, ворвался прямо на кухню.
Речный сидел за столом, чинил хомут.
Он поднял взгляд на Имро и сразу понял, что дело плохо.
— Рудо, вставай, — окликнул он старшего сына, спавшего в комнате за стенкой. — Иди запрягай, поедешь с Имро в больницу.
Марию довезли живой. Ребенок был уже мертв. Девочка.
— Она потеряла много крови, если б вы привезли ее раньше, может, и удалось бы спасти, — упрекнул его доктор.
Мария умерла под утро.
Восемь лет прожил Имрих один как пустынник. И тут его околдовала Гильда, разбитная девка из деревни. О Гильде говорили всякое, и все же он женился на ней, хотя многие удерживали его от этого шага.
10
Не зажигая лампы, Имро на ощупь раздевается в потемках на кухне. Одежду складывает на лавку; подойдя к дверям, осторожно открывает их и на цыпочках входит в комнату.
Потихоньку ложится. Жену ему не видно, он не слышит ее дыхания, но знает — она тут, рядом. Он ощущает запах ее молодого тела. Этот запах пробивается даже из-под перины, в которую закуталась жена.
Гильда не спит, выскользнув из перины, прижимается к мужу, впивается в его губы, и он с нетерпением обнимает ее. Начинается обычная игра, которая им еще не докучила, а возбуждает, захватывает, сжигает обоих.
Вот уже два года длится счастье Имриха, точнее — два года и несколько недель. Да, надо присчитать и эти недели, надо присчитать и все дни. Ведь каждый из них кончается вечером, и по вечерам белая постель заставляет забыть повседневные хлопоты.