В тени шелковицы

— Да она не жаловалась. До вчерашнего вечера. Не хотела ехать, — объяснял Яно, уставясь в пол, словно чувствовал себя виноватым, что не приехал вовремя.

— Сейчас можете возвращаться домой, — сказала врачиха. — Приезжайте завтра утром.

Он медленно направился к выходу. У самых дверей врачиха остановила его:

— Погодите. — Она подошла к нему. — Если у вас есть масло, сметана, свежие яйца, привезите, я куплю. Знаете, в городе трудно достать свежие продукты.

— Конечно, пани доктор. Я приеду первым же поездом, — сказал Яно.

Врачиха проводила его до коридора.

Съехались дети и внуки, зятья и невестки.

Сестра Елена, постаревшая, в сопровождении целого выводка. Дети болтали только по-венгерски, совсем басурмане. Они распрягли за амбаром лошадей, привязали к акациям. Лайош держался особняком.

Из Бановец приехала Лойзка с мужем в черном «тюдоре». Детей у них не было и не будет.

Палё прибыл на служебном «татраплане» с шофером. Жена у него молодая, дети нарядные как куклы.

Сестра Верона и зять Штефан — у него руки, словно лопаты.

Феро с Марией приехали последними. Они провели всю ночь в дороге, у обоих глаза слипались от усталости. Привезли с собой старшую дочку, та увидела бабушку в первый раз.

Приехал и Михал — черная овца в благородном семейство. Из всех родственников только он был один и без чемоданов.

Яно лежал на кровати в задней комнате. В садике под окнами курили родственники. Кто-то засмеялся: «Янко — дурак!» Он плакал, даже когда приколачивали крышку гроба.

Поминки затянулись до поздней ночи. Заглушив как следует горе, уложив младших детей спать, родственники приступили к деловой части. Вносили предложения одно лучше другого, а до согласия было далеко.

Палё вытащил из портфеля бутылку.

— Грузинский коньяк, — сказал он.

Торг продолжался.

Яно незаметно вышел из дому. Сел на ступеньке крыльца. Немного погодя к нему присоединился Михал. Они молча курили, смотрели на небо, будто ожидали увидеть там кого-то.

— Пойду на станцию. Проводишь меня немного? — спросил Михал.

Яно встал.

Михал вернулся в кухню и снял с вешалки свой пиджак. Никто не обратил на него внимания. Бутылка стояла на столе.

Они пошли напрямик через жнивье.

— Утром я приехал в больницу. Она была уже при смерти, не узнала меня, — говорил Яно.

Михал молчал.

— Когда мы везли ее домой, мне почудилось, что она шевельнулась. Я обернулся, кричу: мама, мама!

— Давно я не виделся с мамой… — сказал Михал.

— Вдруг, знаешь, появилась надежда…

— Человек суетится, хлопочет, а тем временем у него умирает мать… — пробормотал Михал.

— Мне все еще не верится! — вскричал Яно.

— Умерла, умерла мать. Хозяйство придет в расстройство, — ответил Михал.

До самого канала они шли молча.

— Дальше не ходи, — сказал Михал и протянул Яно руку. — Прощай, — прибавил он и быстро зашагал по шоссе к мосту.

— Михал, — закричал Яно и сделал несколько шагов вдогонку. — Михал, Михал…

Он расплакался как маленький мальчик.

Проснулся он весь в поту. Солнце жгло спину, росы не было и в помине. Яно лежал в соломе под стогом, за ворот насыпалась труха. Он снял и вытряс рубашку, посмотрел на небо. День был великолепный. Он собирался сказать это вслух и только тогда окончательно очнулся от сна.

Он пошел домой.

Упряжки за амбаром уже не было, да и на дворе пусто — ни одной машины.

Отец сидел в кухне на лавке и разглядывал свои пальцы.

Сын обвел взглядом помещение. Куда подевались часы с кукушкой? Прошел в заднюю комнату. Половины зерна как не бывало. Яно вернулся в кухню.

— Давай все продадим, если найдется покупатель, — сказал отец. — Я поеду жить к Лойзке в Бановцы, да и ты пока пожил бы у нее. Поступишь работать на фабрику, в Батьованах[8] тоже можно устроиться. Теперь работа везде есть, — рассуждал отец с печальной улыбкой.

Сын рассеянно водил глазами по голым стенам в поисках привычных предметов. В углу, над тем местом, где совсем недавно стоял старинный сундук, он увидел свою долю наследства. На гвоздике висели мамины четки.

Перевод И. Богдановой.

СТАДО ОВЕЦ

К полудню в поселок пришли два автобуса. Первый подъехал к школе, второй остановился на краю поселка. В этом втором разместились жители самой низинной части поселка. Дети, женщины, старики, старухи и все остальные, кому следовало уехать в первую очередь по распоряжению эвакуационной комиссии, послушно заняли места в автобусе. Вскоре автобус тронулся в обратный путь.

Проехав метров триста, машина еще раз остановилась и забрала пожилую, лет шестидесяти, женщину, ожидавшую на обочине дороги. Едва завидев показавшийся из-за деревьев автобус, она быстро схватила лежавший на траве потертый чемоданчик, пузатую матерчатую сумку и вышла на дорогу.

Женщину провожал рослый, чуть сгорбленный, в тех же, что и она, годах мужчина. Багажа у него не было. Заметив, что женщине тяжело держать поклажу, он забрал у нее вещи и сказал:

— Давай я поставлю их прямо в автобус.

— Повторяю, если что случится, бросай все и приезжай ко мне! — быстро наказывала ему женщина.

— Ты будешь у Йозефины?

— Конечно. Зачем обременять чужих людей, лучше уж к ней, — ответила женщина.