В тени шелковицы

— Может, до завтра одумается, голод заставит. Поехали назад, тут мы только время теряем, — решил секретарь и пошел к машине.

Штевицев сын не походил на отца. В селе его, правда, никто не знал сколько-нибудь близко, но так можно было судить по рассказам его матери и сестры. После армии он не вернулся к родителям, уехал в Остраву и стал шахтером. Нашел себе там девушку, женился, и жена родила ему одну за другой трех дочерей.

С отцом при расставании он разругался. Может быть, поэтому за все годы, пока жил вдали от дома, ни разу не приезжал в село проведать родных. Его жена с детьми тоже не приезжала к старикам, и жители поселка считали, что семейство Штевицев состоит только из трех человек — сын от семьи откололся. В представлении людей и само его существование становилось сомнительным. Если когда и заговаривали о нем, то почти так, как говорят о чужих и давно умерших. Поскольку сын Штевицы пробыл в селе считанные дни, то и не успел запомниться ни хорошими, ни дурными поступками, в памяти сельчан не всплывало ни одного факта, связанного с его именем.

Сын не ездил домой, отец тоже не интересовался сыном. Но Штевицева старуха один или два раза в год выбиралась погостить к сыну и невестке. Натешится внучками и потом живет дома воспоминаниями о них до следующего визита.

Штевицева дочка выросла, прижилась в поселке и нашла себе подруг среди ровесниц. Ей удалось то, на что ее отцу было плевать, — удалось полностью слиться с остальными. Село стало считать ее своей. Правда, это случилось далеко не сразу, поначалу сверстники, под влиянием разговоров родителей, сторонились ее, не доверяли, а иной раз и устраивали ей какую-нибудь гадость.

Поведение отца бросало тень на всю семью, и прошел не один год, прежде чем сельчане пришли к выводу, что яблоко, бывает, от яблони и далеко падает.

После образования кооператива туда вступила и Штевицева дочка. Вместе с другими бабами и девушками она работала в растениеводческой бригаде.

В те годы Штевица ушел в тень. Когда национализировали мастерскую, не оставалось ничего другого, как найти работу и устраивать свою жизнь таким образом, какой никогда не был ему по душе: зарабатывать на хлеб честным трудом. В здешних местах репутация его была вконец испорчена, посему он уехал куда-то на север и там нашел какое-то занятие. Никто не знал толком, чем он, собственно, занимается. Мало кто видел в те годы Штевицу в поселке. К жене и дочери он приезжал погостить очень редко, да и то приезжал ночью, а потом затемно уезжал. В корчму не заглядывал, к соседям не заходил. И если был у своих, то целый день не показывался, сидел где-то в доме, соседи не видели его даже во дворе.

Шло время. Кооператив твердо встал на ноги, заработки в кооперативе росли. В селе появилось несколько новых домов, да и старые на глазах преображались.

Кооператив выстроил собственные помещения и стал специализироваться на разведении коров, телят, свиней и птицы. Хозяйственные пристройки в домах членов кооператива стали пустовать. Кооперативу эти помещения уже были не нужны, а у членов кооператива отпала надобность держать скотину. Постепенно люди начали переделывать бывшие конюшни и кладовые в жилые комнаты. Потом последовали и другие переустройства прежних хозяйских усадеб. Год от года в каждом доме что-то ремонтировали, перестраивали, переоборудовали, отделывали. Сперва завели водопровод, потом ванны, ватерклозеты. Былые маленькие оконца-щелочки заменяли трех-, четырехстворчатыми окнами, дома покрывались стойкой цветной облицовкой. Сначала один, а за ним и остальные убедились в преимуществах центрального отопления, вместо убогих заборов из колышков перед домами выстроились нарядные металлические изгороди и ворота. Во дворах проложили светлые бетонные дорожки, на задах, на месте прежних амбаров и других построек, возникали первые гаражи.

В разгар этой лихорадочной деятельности, в ажиотаже и спешке, в постоянной погоне за благоустройством люди как-то и не заметили, что Штевица снова появился в поселке.

Первые дни после возвращения он провалялся дома на диване, но однажды поутру уехал поездом в областной центр. Когда вечером вернулся, его жена тотчас почуяла неладное — муж был основательно в подпитии, а за ним этого не наблюдалось с тех пор, как он перестал вести собственное дело.

— Теперь опять будем ворочать делами, — бахвалился он, снимая ботинки. — Вот посмотришь, ты еще такого не видала, хватит мне ломать шапку перед всякими прощелыгами, теперь они будут из моих рук смотреть.

В его голосе зазвучали прежние хвастливые нотки, которые жена и дочь хорошо помнили и которые служили верным признаком того, что отец снова берется за старее.

— Чем ты собираешься ворочать, не суй ты свой нос никуда, опять прищемят, — сказала жена и укоризненно посмотрела на мужа, но тот уже был в своей стихии и при этих словах только усмехнулся.

— С завтрашнего утра я заведую стройматериалами, — сообщил он. — Не какой-нибудь прими-подай, а заведующий, соображаешь?

— Где ты будешь заведующим? — не поняла жена.