За весь долгий и извилистый путь от таежной монашьей берлоги до марсельских трактиров, пропахших чесночным буйабесом, Михаил утверждался в своем решении отказаться от внешнего суетного мира, уединиться в какой-нибудь глуши и создать собственный мир, не знающий предательства и подлости, – и пойти на это не ради себя, а для спасения от преследования и гибели своих любимых – Наташи и Георгия. Он жил надеждой на то, что его семье, наученной горьким опытом русской смуты, удалось надежно укрыться от чекистских шпионов и она находится в безопасности. И их безопасности придет конец, стоит ему выйти из подполья и присоединиться к семье – моментально они станут мишенью для большевистских убийц, как все те из семейства Романовых, до которых красные палачи уже сумели дотянуться. Поэтому Михаил решил бесповоротно: великий князь Михаил Романов исчезнет без следа, а вместо него появится на свет хромой Бек со своим побратимом – ногайцем Магомедом. Марсель был последним городом на их пути, где была возможность затеряться в пестрой людской толпе, и теперь Бек должен решить, куда им податься во исполнение собственного плана – в какую п
Михаил держал в голове одно подходящее место, во всяком случае предполагал, что оно подходящее. Много лет назад, в один из приездов на французскую Ривьеру, он отправился на охоту в горный массив Меркантур, в четырех часах пути от Средиземноморского побережья. Выехали они тогда на рассвете. Было пасмурно, сыро. У подножия, перед подъемом, охотников ждали егеря с собаками и лошадьми. Подъем занял часа полтора, наверху перед глазами всадников распахнулось плато с россыпью камней, пробившейся между ними травой и местами островками леса и стланика. На севере возвышалась присыпанная на вершине ранним снегом гора Бего. Ни людей, ни следов их пребывания там не было видно. После роскоши природы средиземноморского побережья это плато показалось отталкивающе суровым; таким оно и было в действительности.
Поэтому ли, а может, по причине совершенного безлюдья Меркантур стал последним в Западной Европе обиталищем горных волков. Их более крупные сородичи в обилии водились в равнинных польских пределах, не говоря уже о русских лесах, где серый разбойник был столь же обычен, как зайцы и лисы. Какой же лес без волков, сказали бы брянские или тамбовские мужики. Но где те русские леса, а где альпийский Меркантур! И подняться на него, чтоб поохотиться на волков, – такая забава притягивала многих любителей приключений.
В тот далекий день охота не задалась: волки попрятались в глубоких горных щелях, выгнать их оттуда под огонь ружей не удалось. Охотники вернулись восвояси без зубастых трофеев. В памяти Михаила сохранилась с тех пор картина утомительной поездки, безрадостного пейзажа и серого неба, низко надвинутого на каменистое плато.
Теперь, без сожаления распрощавшись с суматошным Марселем и обойдя стороной Ниццу, путники добрались наконец до подножия гор. От деревни до деревни ехали на перекладных – Беку, с его искалеченной ногой, не по силам были долгие пешие переходы. Михаила волновал лишь один вопрос: сохранил ли горный массив Меркантур прежнее безлюдье, или местные крестьяне уже приспособили его под свои нужды: пасут там отары овец или стада коров. Расспрашивать деревенских жителей, как там наверху, Михаил не хотел – расспросы неизбежно привлекли бы внимание к планам двух никому не ведомых здесь путников, собравшихся подниматься в негостеприимные горы. Всякий чужак был тут на виду, да это и неудивительно: чем дальше от лазурных вод и роскошных вилл Ривьеры, тем реже встречались приезжие, и появление каждого из них с жаром обсуждали местные жители, занятые своим хозяйством. Внешний вид Бека и Магомеда не привлекал особого внимания: от их бродяжьего облика не осталось и следа. Бухарскую тюбетейку на бритой голове Михаил сменил на черный берет, патлатую бороду подстриг, подровнял и привел в порядок, а выцветший чапан сменил на поношенный военный френч без погон и видавшие виды галифе. В таком виде, хромой и кривобокий, он ничем не отличался от тысяч и тысяч инвалидов, прошедших горнило Мировой войны и чудесным образом уцелевших. Осталась от прежних дней лишь трость с набалдашником в виде топорика, но и она теперь, по прошествии времени, облупилась, покрылась царапинами и стала похожа на клюку хромца. Деревенские жители предгорья, конечно, дивились появлению чужаков, пожелавших по собственной воле карабкаться на волчье плато, но удивление свое не выказывали: путешественники обещали заплатить за конный подъем – так хоть денег подзаработать! А что взять с иностранца, кроме денег? А то, что приезжие – иностранцы, сомнений у местных не вызывало: хромой говорил по-французски с легким акцентом, а его спутник ни слова не произнес, только глазами сверкал из-под черных, грозно сведенных на переносье бровей.