В теснинах гор

Болтушки эти девчонки, болтают, болтают, только работать мешают. Я со злостью ударил мотыгой и раз — картошка пополам. Я быстро бросил ее, чтобы не заметили, в общую кучу. А куча наша общая — я, Малик и Саид работаем отдельно — поднимается все выше и выше. Пот катится градом, но мы не останавливаемся, не хватало отставать от этих противных девчонок. Работаем молча. Вдруг Хабсат как закричит:

— Джамбулат явился!

Подумаешь, радость какая! Джамбулат говорит, что задержался в нашем школьном музее.

— Ну как понравился? — спрашивает Шумайсат.

— Бедноват. Можно больше экспонатов собрать, у вашего аула такая история богатая, столько событий здесь произошло, столько героев. Я бы на вашем месте…

— Вот шпион, — шепчет мне Микаил, — и музей наш проверил, теперь будет в своем городе нас критиковать.

— Приезжают тут всякие, — говорит он громко, ни к кому не обращаясь, — советы дают. Мы сами знаем свою историю.

Джамбулат обернулся:

— Вы-то сами знаете, а надо и другим рассказать. К вам много туристов приезжают, пусть смотрят, удивляются. На примере Гандыха можно всю историю Аварии показать.

— Приезжают, приезжают, — проворчал Микаил, — между прочим, к нам и шпионы приезжают.

— Какие шпионы, где шпионы? — удивилась Хабсат.

— Хорошо смотри — увидишь, — вставил я.

Джамбулат повернулся, взял мотыгу у Хабсат и начал работать.

— Вот бы сейчас проучить его, — шепнул мне Микаил.

— Подожди, пусть Хабсат уйдет, а то еще крик поднимет. А потом надо придумать что-нибудь. Ведь за здорово живешь не дашь по шее. — Хабсат как будто подслушала нас, повертелась и ушла в дом, Заире помогать. А тут и повод подвернулся. Маленький братишка Саида — Хизри, обжора и плакса, вечно таскался за старшим братом. Вот и сейчас он сидел в тени под яблоней и что-то жевал. Вдруг рожица его исказилась и поднялся такой рев, что мы втроем бросились к нему.

— Может, пчела укусила?

— Что с тобой? — спросил Саид.

— Картошка! — давясь слезами, еле–еле выговорил Хизри. — Картошкой вот тут ударили. Вай, вай, моя голова, — и он снова залился слезами.

— Я знаю, кто это сделал, — Микаил повернулся к Джамбулату. — Это ты в него кинул. Я сам видел, — и он толкнул Джамбулата в грудь. Тот покачнулся, но не упал. Лицо его стало растерянным.

— Что вы, ребята. Я маленьких не обижаю.

— Нет, ты, — не унимался Микаил. — Что же ты стоишь, Саид, твоему брату чуть голову не рубили…

— Скажи, зачем ты это сделал? — Саид схватил Джамбулата за ворот рубашки.

Джамбулат засмеялся:

— Да, что вы, с ума сошли, что ли?

— Он еще смеется, — Микаил бросился на парня. Оба упали и покатились по распаханной земле. И тут раздался истошный крик Хабсат:

— Ой, смотрите, смотрите, разбойник Зурканай скачет к нам, а за ним красный партизан!

Мы с Саидом обернулись. Ну, насчет скачки, конечно, Хабсат преувеличила.

По мощеной улице аула трусили два всадника. Впереди восседал на маленькой, но шустрой колхозной кобылке «неизвестный». Черная бурка накинута небрежно на плечи, башлык, а лицо закрыто маской. Даже Хизри ясно, что это разбойник. Его догоняет на рослом коне красный партизан в буденовке. В руках у партизана настоящая шашка, точь–в-точь, как у моего дедушки.

Пока мы глазели на диковинных ряженых, Джамбулат и Микаил вскочили на ноги одновременно. Почему-то Микаил раздумал продолжать драку, да и не к месту она сейчас была. За ряжеными бежали мальчишки и девчонки, из домов вышли поглядеть на зрелище старики.

— Эй, Муса–Хаджи, останови, ради Аллаха, свою бешеную кобылу, — закричал партизан дедушкиным голосом. — А то сельсоветский конь сбросит меня, старого черта, на землю!

Муса–Хаджи с опаской обернулся:

— Как же мне остановить ее, ты же убьешь меня, бесстрашный партизан, гроза бандитов, Залимхан из Гандыха… Вот посадили меня на кобылу на смех людям и заставили прикинуться Черным Зурканаем, да еще хотят, чтобы я остановился. Думаешь, мне своя голова не дорога?!

— Голова твоя теперь дешевле гнилой груши, подлый разбойник, не уйти тебе от мести партизан, — грозно выкрикивал дед, трясясь сзади. — Вот увидишь, я одним ударом оторву ее от туловища. Хоть и почти слепой я, но сердцем чую вражий запах, и рука у меня не дрогнет!

— Вай, вай, вай, люди добрые, будто воскресли те грозные дни, — причитала Заира, стоя у порога дома. — Остановите их, чего доброго, прольют кровь эти сумасшедшие старики. Рехнулись оба.

— Кого я слышу? Это ты, прекрасная Заира, лучезарная моя, вот я украду тебя и ускачу в темные леса, горные пещеры, будешь служить мне, бедняцкая кровь! — закричал «Черный Зурканай».

— Я тебя топором изрублю, вор и разбойник. Думаешь, те времена наступили опять, если я женщина, то легко возьмешь меня. От удара женщин не молоко будет течь, а твоя кулацкая кровь, — отвечала мужественная Заира и побежала за топором.

— Вот как заговорил этот разбойник с безоружными женщинами, храбрец, я тебя, — хотел поднять саблю «красный партизан», но тут подоспели люди, которые, хохоча, бежали за всадниками. Впереди всех тетя Раисат. Она вся сияла:

— Вот, молодцы! Как хорошо у вас получается. Я уже вижу свою картину. Как я благодарна вам!