В Тигровой балке

Вдоль пойменных обрывов располагаются охотничьи угодья другого кота — пятнистого. Он значительно меньше и слабее камышового, да и встречается несравненно реже. Мне как-то раз повезло обнаружить его логово. Разыскивая на крутых обрывах птичьи гнезда, я заглянул в одну пещерку, откуда на меня кто-то злобно фыркнул. Отскочив и вооружившись палкой, я вновь осторожно стал всматриваться в темноту пещеры. Скоро я разглядел в чем дело и запустил туда руку, однако тут же, вскрикнув от боли, поспешно выдернул ее назад. В пещере находились два маленьких очаровательных котенка, у которых только-только прорезались глаза. Они еще едва держались на ногах, но уже яростно фыркали на подозрительный шум у входа, а один из них столь энергично вцепился в мою руку, что она кровоточила до вечера. Оставив все как есть, я покинул обрывы и тем же вечером пришел туда с фотоаппаратом и импульсной лампой. По моим расчетам, мать обязательно должна была навестить ночью своих котят. Пройти к логову она могла только по узкому карнизу, с которого я тщательно соскреб остатки своих следов. Место для засады было удобным, и я еще засветло устроился среди густых кустов, поставил аппарат на штатив и прицелился им на вход в логово, так что только оставалось нажать кнопку. Успеху предприятия помогала полная луна, хорошо освещавшая высокие обрывы. Половину ночи я просидел, прислушиваясь к шороху и возне в густых зарослях под обрывами, к крикам совок и сычей, и до боли в глазах всматривался в голубоватый полумрак, окутывавший карниз. В призрачном лунном свете мне все время чудились какие-то тени, может быть, это носились сычики или козодои. Неподалеку с истошным криком взлетел перепуганный кем-то фазан. На ближайшем болоте с шумом плюхнулись на воду утки. Всю вторую часть ночи я отчаянно боролся с дремотой, тер глаза, щипал себя за нос и все время смотрел на карниз — только бы не прозевать! Но все же я, по-видимому, продремал несколько минут, ибо, когда стало светать и я вылез из своей засады, в логове кошки никого не оказалось. Почуяв неладное, мать выбрала подходящий момент и утащила своих котят в другое место.

Довольно шумливы ночью шакалы. Когда я еще только-только начинал знакомиться с животным миром тугаев, то на первых порах иногда путал, особенно на большом расстоянии, волчий и шакалий вой. Однако вскоре я настолько научился разбираться в оттенках воя тех и других хищников, что не только без труда угадывал, кто воет, но даже мог определить и число «певцов». И не мудрено. Три года ночь за ночью, работая в лаборатории или пытаясь заснуть в удушающе влажной жаре, я слышал этот вой сотни раз, и он всегда стоит в моих ушах, когда я вспоминаю ночные тугаи. В холодные зимние вечера шакалы собирались со всех сторон к кордону и, как только сумерки переходили в полную темноту, приветствовали ночь отчаянным воем, лаем и тявканьем. Часто они «плакали» голосами, столь похожими на человеческие, что поневоле становилось жутко. Уведомив нас таким образом о своем появлении, они умолкали, после чего шныряли вокруг дома целую ночь, время от времени разражаясь очередным концертом. Уходили они от кордона поздно, задерживаясь в окрестных зарослях до восхода солнца. Так, однажды один из наших гостей, вставший на рассвете и делавший утреннюю зарядку-пробежку вокруг кордона, наскочил «на задремавшего в кустах шакала, от неожиданности запнулся и полетел кубарем.

В голодные дни шакалы совершенно наглели. Они подходили к кордону, располагались в кустах на опушке и, дождавшись удобного момента, хватали зазевавшуюся курицу или петуха. Проделывались эти штуки чаще всего во время «афганцев» — сильных пыльных бурь, часто обрушивавшихся на заповедник. Во время этих бурь стоял такой шум, что курицы, бродившие по опушкам, не могли услышать шороха подкрадывавшегося шакала.

Шакал — зверь очень осторожный там, где его преследуют. Но в заповеднике их тревожили мало, и они часто теряли свою «бдительность». Как-то раз, с громким треском ломясь сквозь тростники, я неожиданно вышел на маленькую поляну, где на кучах сваленных стеблей спокойно спал шакал. Бурый, в клочьях линяющей шерсти, он развалился на солнцепеке, наслаждаясь теплом (был конец января, и стояла довольно холодная погода). Это была моя первая встреча с шакалом. Я так растерялся, что стоял несколько секунд, лихорадочно соображая, что же делать. Наконец я вспомнил про фотоаппарат, висевший у меня на шее, и поспешно стал открывать футляр. Но тут шакал проснулся и, вильнув лохматым хвостом, исчез в тростнике. Летом мне встретился шакал на берегу озера среди редких раскидистых туранг. Появившись внезапно из зарослей, он бежал по тропе прямо на меня. Фотоаппарата у меня с собой не было, зато имелось мелкокалиберное ружье. Когда до зверя оставалось около сорока метров, я не выдержал и выстрелил. Пуля просвистела у шакала прямо между ног, и он, словно подброшенный пружиной, рванулся в сторону и исчез. Зря я не подпустил его поближе. Ветер дул от него, а солнце слепило глаза.