В тихом омуте

Лина посмотрела на меня. Я увидела в ее взгляде то ли страх, то ли обреченность. Трудно сказать, что именно. Пару секунд она не отводила глаз, а потом закрыла их, чтобы сдержать слезы, и ответила высоким срывающимся голосом:

– Он не доводил ее до такого. Это был не он. – Она вздохнула и продолжила: – Мы с Кэти поругались. Я хотела, чтобы она прекратила с ним встречаться. Я считала, что это плохо. И ничем хорошим для нее не кончится. Я думала… – она покачала головой, – я просто не хотела, чтобы она и дальше с ним встречалась.

На лице Луизы мелькнуло понимание, и в тот же момент до меня дошло.

– Ты угрожала ей, – тихо проговорила я. – Тем, что расскажешь.

– Да, – едва слышно подтвердила Лина. – Я угрожала.

Луиза ушла, не проронив больше ни слова. Лина молча и без слез сидела, не шевелясь, и смотрела в окно на реку. Мне было нечего ей сказать – я бы все равно до нее не достучалась. Я видела в ней нечто, что когда-то было и во мне, нечто, присущее этому возрасту, – непознаваемость. Я подумала: как странно, что родители считают, будто знают и понимают своих детей. Разве они помнят, что чувствовали в восемнадцать, пятнадцать или двенадцать лет? Может, родив ребенка, человек забывает, каким сам был тогда. Я помню, какой ты была в семнадцать лет, а я, соответственно, в двенадцать, и уверена, что наши родители понятия об этом не имели.

– Я солгала ей. – Голос Лины прервал мои мысли. Она по-прежнему сидела, не шевелясь, и смотрела на реку.

– Солгала кому? Кэти?

Она покачала головой.

– Луизе? Солгала о чем?

– Нет смысла говорить ей правду, – ответила Лина. – Не сейчас. Пусть винит меня. По крайней мере, я рядом. Ей нужен кто-то, на кого можно обратить свою ненависть.

– Ты о чем, Лина? Что ты имеешь в виду?

Девочка устремила на меня взгляд холодных зеленых глаз. Она казалась совсем взрослой и была очень похожа на тебя, когда ты вытащила меня из воды. Такой же изменившейся и изможденной.

– Я не угрожала. Я бы никогда так не поступила. Я любила ее. Никто из вас этого не понимает, наверное, вы вообще не знаете, что такое любовь. Я бы все сделала ради нее.

– Выходит, если ей угрожала не ты… – Я знала ответ еще до того, как его услышала:

– Это была мама.

Джулс

В комнате повеяло холодом – если бы я верила в духов, то решила бы, что ты к нам присоединилась.

– Мы действительно ругались. Я не хотела, чтобы они продолжали встречаться. Она сказала, что ей все равно, что я думаю. Сказала, что я еще не доросла и не понимаю, что такое настоящие отношения. Я обозвала ее шлюхой, а она меня целкой. То есть мы ругались насмерть. Глупо и ужасно. Когда Кэти ушла, выяснилось, что мама была в своей комнате, через стенку, а я думала, что ее нет. Она все слышала. И сказала, что должна поговорить об этом с Луизой. Я умоляла ее не делать этого. Говорила, что это разрушит жизнь Кэти. Тогда она предложила поговорить с Хелен Таунсенд, потому что именно Марк поступал плохо, а она была его начальницей. Сказала, что его могут просто уволить, а имя Кэти никогда не всплывет. Я заявила, что это глупость, но она и сама это понимала. Его нельзя будет уволить просто так, придется указать официальную причину. Тут же вмешается полиция. Дело направят в суд. Все выплывет наружу. И даже если имя Кэти не будет названо, родители все равно узнают, все в школе узнают… Такое не останется в тайне. – Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула. – Я сразу сказал маме, что Кэти скорее умрет, чем пройдет через все это.

Лина подалась вперед, открыла окно и, покопавшись в кармане толстовки, вытащила пачку сигарет. Затем закурила и выдохнула дым в окно.

– Я умоляла ее, умоляла в буквальном смысле, и мама обещала подумать, как поступить. Сказала, что мне надо убедить Кэти перестать с ним встречаться, что это было злоупотребление властью и абсолютно недопустимо. Она обещала, что не станет пока ничего предпринимать и даст мне время убедить Кэти. – Она раздавила почти целую сигарету о подоконник и выбросила ее за окно. – Я поверила ей. Я ей доверяла.

Она снова повернулась ко мне:

– Но через пару дней я увидела маму на парковке возле школы: она разговаривала с мистером Хендерсоном. Я не знаю, о чем они говорили, но со стороны беседа выглядела совсем не мирной, и я знала, что должна рассказать Кэти, на всякий случай. Она должна была знать, должна была быть готовой… – Ее голос сорвался, и она с трудом сглотнула. – Через три дня она умерла.

Лина шмыгнула носом и вытерла его.

– Дело в том, что мы с ней потом обсуждали это, и мама клялась, что в разговоре с Марком Хендерсоном не упоминала о Кэти. А спорили они из-за меня, из-за того, что у меня проблемы с учебой.

– Подожди… Лина, я не понимаю. Мама не угрожала им, что обо всем расскажет?

– Я сама ничего не понимала. Она клялась, что ничего не говорила, но при этом чувствовала себя очень виноватой. Я это видела. Я знала, что это моя вина, но она вела себя так, будто ее. Перестала плавать, стала просто одержима правдой, твердила, что нельзя бояться смотреть правде в глаза, скрывать ее от людей, и все в таком роде…