В тишине твоих шагов

— Ты ему сразу понравилась, — прокашлявшись, сказал отец. — Еще тогда, полгода назад, когда я попросил его найти тебя.

Я снова обернулась назад, вытаращив глаза. Лёша виновато сжал губы и погладил меня по плечу.

В палату зашла высокая, стройная медсестра. Мы покорно ждали, когда она выполнит все необходимые манипуляции с пациентом. Закончив, она удалилась.

Отец повернулся к нам и продолжил:

— Ты была такая красивая… на тех фотографиях из книжного магазина, который Алексей принес мне. Я даже отважился позвонить тебе тогда в первый раз.

— Спасибо.

Он долго рассказывал нам про свою жизнь, про то, какой была я в детстве. Услышали мы и про Арсения, и про его успехи в спорте. Только ни отец, ни я никак не могли понять, отчего и почему в нашей жизни произошел перелом. Могла ли опухоль стать причиной изменения его поведения? Или все же неспособность пережить неприятности с работой заставила его так жестоко выплескивать свой негатив на родных? Может быть, отсутствие моральной поддержки от матери? Ни к чему было гадать. Мы все равно не узнали бы ответа.

Потом пришел врач, осмотрел его и строгим тоном предупредил, что отцу остались считаные часы. Я вытерла слезы и спросила папу, чего бы ему хотелось сейчас больше всего. Почти беззвучно, тихо мне на ушко, он ответил, что не прочь выкурить свою последнюю сигарету. Такие папиросы, что производились еще до моего рождения, продавались в одном магазине города. Он бессильно закрыл глаза, и я почувствовала, что обязана исполнить последнее его желание.

Мы неслись на полной скорости, приводя в ужас пешеходов. Я забежала в магазин и потребовала табак нужной марки. Продавщица с сожалением развела руками, вчера продали последнюю пачку. По моей просьбе она перетрясла все шкафы и полки. Ничего.

Мы вернулись в больницу с пустыми руками. Я видела, что папа несказанно расстроен, и, оставив Тимофеева у его постели, понеслась пешком по улице. В каждом магазине мне отвечали отказом, крутили у виска или качали головой. И я бежала дальше.

В боку неприятно кололо, сердце рвалось из груди. Весь квартал, каждая лавочка, рынок и два премерзких заведения были проверены мной за какие-то полчаса. Я чувствовала, как пот сбегает по моей спине, когда ворвалась в очередной магазинчик и, не найдя нужных, просто купила пачку сигарет популярной марки.

На улице приятно пахло розами, кипела жизнь, с реки доносился смех отдыхающих. Мои ноги брели по проспекту, а мозг усиленно соображал, каким путем быстрее вернуться в больницу.

Когда, запыхавшись, я толкнула дверь в его палату, всё уже было кончено.

Мама сидела на краю постели и рыдала, держа отца за руку. Тимофеев молча смотрел в окно.

Не успела…

Я стояла в проходе и ощущала пустоту. Сигареты выпали из моих дрожащих рук.

Как глупо. Как жестоко. Как холодно, когда теряешь родных.

Теплые руки любимого вдруг сомкнулись на моей спине. Он обнял меня, помогая успокоиться, но через минуту в его кармане раздался звонок.

Переговорив, Тимофеев побледнел, но все-таки нашел в себе силы сообщить нам, что Ольга умерла в тюрьме. Сердечный приступ. Это, конечно же, было неправдой. Они просто убрали её, чтобы не сболтнула лишнего.

Я закричала, что иду в морг искать на ее теле следы убийства. Просила Тимофеева взять фотоаппарат и следовать за мной. Когда он отказался, я обозвала его и хотела уйти.

Лёша крепко сжал меня в своих объятиях, не позволяя вырваться. Немного подергавшись, я обмякла и разразилась слезами. Мне было так жаль, что всё закончилось именно так, но одновременно с этим пришло облегчение, что всё просто закончилось.

Мы в этот же день собрали вещи и поехали в Ялту на машине.

Артем увязался с нами и проспал почти всю дорогу, кроме тех отрезков, что я вела автомобиль. Не знаю, чего они так нервничали, но оба брата крепко пристегивали ремни и сидели, со стеклянным взглядом уставившись на дорогу, пока я была за рулем.

Дорога казалась бесконечной. Но мне было хорошо просто от возможности на скорости ловить руками воздух, дурачиться, останавливаться, где душе угодно, чтобы посмотреть всё своими глазами и проникнуться атмосферой здешних мест. Я поняла, насколько устала от своей прошлой жизни, и осознала, что готова к новой.

Целую неделю мы плескались в соленой воде Черного моря, наслаждались теплом и солнцем. Тимофеев заставлял меня проходить километры ради того, чтобы посмотреть на вершины деревьев с какой-то возвышенности или поваляться на кукурузном или подсолнуховом поле, где повсюду виднелись еще только молодые побеги растений. Чтобы избежать протестов, он награждал меня большим количеством снимков, сделанных собственной рукой. Фотоаппарат болтался на его груди и во время экскурсии к скале, и в машине, когда он высовывался, чтобы сфотографировать словно приклеенные к земле пушистые облака, и в аквапарке.