В то же время. Эссе и выступления

У силы оружия своя логика. Если ты совершаешь акт агрессии и тебе сопротивляются, то внутренний фронт легко убедить, что военные действия необходимо продолжать. Раз уж твои и войска там, то их нужно поддерживать. Становится неактуальным вопрос, почему вообще войска там оказались.

Солдаты находятся там, потому что на «нас» нападают или «нам» угрожают. Неважно, что мы напали на них первые. Теперь они сражаются с нами и убивают наших людей. «Неправильно» воюют. Ведут себя словно «дикари», как в нашей части мира любят называть людей в той части мира. Их «дикарские» и «незаконные» поступки дают новые оправдания новым актам агрессии. И новый стимул подавлять, подвергать цензуре и преследованиям тех граждан, кто противостоит агрессивной политике своего правительства.

Не будем недооценивать силу того, чему мы противостоим.

Почти для каждого человека мир — это то, над чем у нас нет практически никакой власти. Здравый смысл и инстинкт самосохранения говорят нам приспосабливаться к тому, что мы не можем изменить.

Нетрудно понять, каким образом некоторых из нас убеждают поверить в оправданность, необходимость войны. Особенно если это война, сформулированная как ряд небольших, узконаправленных военных операций, которые действительно помогут достижению мира и безопасности; если это агрессия, заявленная как кампания по разоружению — разоружению врага, которое мы признаем, но это разоружение, увы, требует от нас применения несоразмерной силы. Вторжения, которое официально называет себя освобождением.

Насилие войны оправдывают как возмездие. Нам угрожают. Мы защищаемся. Те, другие, хотят нас убить. Мы должны их остановить.

И отсюда уже: мы должны остановить их раньше, чем они воплотят в жизнь свои планы. А поскольку те, кто хочет на нас напасть, прячутся за спинами гражданских, мирную жизнь ни в каких ее проявлениях мы щадить не обязаны.

Неважно, что мы очевидно не равны в силах, в деньгах, в огневой мощи — да и просто в численности. Сколько американцев в курсе, что население Ирака — 24 миллиона, половина из которых — дети? (Население США, как вы помните, насчитывает 290 миллионов). Не поддерживать тех, кто находится под вражеским огнем, кажется изменой.

Вероятно, в некоторых случаях угроза реальна.

В таких обстоятельствах носитель моральных принципов будет похож на человека, который бежит рядом с едущим поездом и кричит: «Остановитесь! Остановитесь!»

Можно ли остановить поезд? Нет, нельзя. По крайней мере не сейчас.

Испытают ли те, кто едут в поезде, соблазн выпрыгнуть из вагона и присоединиться к тем, кто на земле? Может, кто-то испытает, но большинство — нет (уж точно не раньше, чем у них появится ворох новых страхов).

Драматургия «действий из принципа» говорит нам, что не нужно думать о том, насколько наши действия целесообразны и можем ли мы рассчитывать на конечный успех нашей стратегии.

Действовать из принципа, говорят нам, — само по себе хорошее дело.

Но это всё еще политический акт в том смысле, что ты делаешь это не для себя. Ты делаешь это не просто для того, чтобы поступить правильно или очистить совесть; уж точно не для того, чтобы своими действиями достигнуть какой-то цели. Сопротивление — это акт солидарности. Солидарности с другими принципиальными и несогласными — здесь и не только. В настоящем. В будущем.

Когда Генри Торо в 1846 году сел в тюрьму за то, что отказался платить подушный налог в качестве протеста против американской войны с Мексикой, он едва ли остановил эту войну. Но резонанс от этого самого безобидного, короткого срока заключения (одна-единственная ночь в тюрьме) не прекращал вдохновлять принципиальное сопротивление несправедливости всю вторую половину ХХ века вплоть до наших дней. В 1980-х годах движение за закрытие Невадского испытательного полигона, ключевой локации в гонке ядерных вооружений, провалилось; протесты никак не повлияли на работу полигона. Однако оно напрямую повлияло на формирование протестного движения в далекой Алма-Ате, которое в конечном счете привело к закрытию главного советского испытательного полигона в Казахстане. Активисты открыто ссылались на невадский протест против использования атомной энергии и выражали солидарность с коренными американцами, на чьих землях построили Невадский испытательный полигон.

Высокая вероятность того, что твой акт сопротивления не остановит несправедливость, не должна удерживать тебя от действий во имя того, что ты искренне и рефлексивно ощущаешь как лучшие интересы твоего сообщества.

Отсюда следует: быть притеснителем — не в лучших интересах Израиля.

Отсюда следует: быть сверхдержавой, способной навязать свою волю любой стране в мире, какой она захочет, — не в лучших интересах США.

Что в лучших интересах современного общества, так это справедливость.

Не может быть правильным систематическое угнетение и притеснение соседнего народа. Очевидно, ошибочно думать, что убийства, изгнания, аннексии, возведение стен — следствием чего стала зависимость, нищета и отчаяние целого народа, — могут обеспечить безопасность и мир угнетателям.