В царском кругу

Император Павел каждое утро спрашивал, с которой стороны ветер, и с этим вопросом обращался к великому князю Александру Павловичу, к моему отцу и к Кутайсову поочередно, и если они разногласили между собой, то очень гневался; особенно доставалось Великому Князю. Во избежание такой неприятности эти три лица согласились между собой каждое утро выходить на воздух и, уверившись, с которой стороны ветер, докладывать уже о том Государю.

Государь любил показывать себя человеком бережливым на государственные деньги для себя. Он имел одну шинель для весны, осени и зимы. Ее подшивали то ватою, то мехом, смотря по температуре, в самый день его выезда. Случалось, однако, что вдруг становилось теплее требуемых градусов для меха; тогда поставленный у термометра придворный служитель натирал его льдом до выхода Государя, а в противном случае согревал его своим дыханием. Государь не показывал вида, что замечает обман, довольный тем, что исполнялась его воля. Он, кажется, поступал так по принципу, для поддержания и усиления монархического начала, тогда ниспровергнутого французской революцией. Жалкое средство, придуманное человеком от природы умным! Точно так же поступали и в приготовлении его опочивальни. Там, вечером, должно было быть не менее четынадцати градусов тепла, а печь — оставаться холодною. Государь почивал головой к печке. Как в зимнее время согласить эти два условия? Во время ужина расстилались в спальне рогожи и всю ночь натирали льдом. Государь, входя в комнату, тотчас смотрел на термометр, — там четырнадцать градусов, трогал печку, — она холодная, и довольный ложился в постель, утешенный исполнением его воли, засыпал спокойно, хотя впоследствии печь и делалась горячей.

Бесчисленные его прихоти известны всем. Несмотря на благородные свойства его души и на природную его доброту, он возбудил к себе всеобщую ненависть, которая и привела его к несчастной кончине. Я расскажу здесь несколько случаев, которые мне приходят на память. Однажды отец мой, следуя издалека за ним и за великим князем Александром Павловичем, увидал, что Великий Князь махал несколько минут треугольной шляпой и потом бросил ее далеко от себя; после этого батюшка спросил Великого Князя, что это значит. Он отвечал, что Государь колебался, уволить или нет Архарова, и потому загадал, которым концом шляпа упадет на землю.

В Эрмитаже давали балет «Красная шапочка»; танцоры были в красных шапочках. Шведский король, тогда посетивший Петербург, сидел подле Государя; разговор шел приятный и веселый. Шведскому королю захотелось пошутить и, смотря на красные шапочки, сказал: «Вот это якобинские шапки». Государь рассердился и сказал: «У меня нет якобинцев», — повернулся к нему спиной и после спектакля велел передать шведскому королю, чтоб он в 24 часа выехал из Петербурга. Король и без того собирался уехать, и потому на всех станциях до границы было уже приготовлено угощение. Государь послал гоффурьера Крылова все это снять. Крылов нашел шведского короля на первой станции за столом — за ужином. Когда он объявил волю Государя, то король рассмеялся. Крылов объяснил, что прислугу он непременно должен взять с собой, но что он оставляет на всех станциях провизию и запасы нетронутыми. Когда он возвратился в Петербург, то Государь спросил у него, какое действие на короля произвело его распоряжение. Крылов отвечал, что король глубоко огорчился таким его гневом, но между тем признался, что он не вполне исполнил приказание и что оставил все запасы. «Это хорошо, — отвечал Государь, — ведь не морить же его голодом». В другой раз на таком же спектакле одна из фрейлин рассмеялась; ее тотчас выгнали из залы и велели выехать из Петербурга. Вероятно, всем известно, как Государь требовал, чтобы весь Синод присутствовал в опере и смотрел на м-м Шевалье, которая тогда занимала Государя: один митрополит с.-петербургский сказался по этому случаю больным.

О семейной жизни императора Павла я умолчу. Факт слишком грустный для памяти его и ангельской его супруги. Впрочем, первые годы, еще во время царствования Екатерины, прошли для супругов счастливо и мирно.