В царстве глины и огня

Дунька повернулась на бокъ, спиной къ Матрен, и начала засыпать.

А Глба Кирилыча такъ и мучила ревность, когда онъ пришелъ къ обжигательной печи и остался одинъ на камерахъ. Первое время онъ даже и работать не могъ. Кочерга валилась изъ рукъ, вьюшки, которыя онъ открывалъ, чтобъ взглянуть въ жерло печи на раскаленный кирпичъ, не попадали на свое мсто. Въ воображеніи его носились то фигура Дуньки, то фигура Леонтія.

«А вдругъ надуетъ? А вдругъ съ нимъ»?.. мелькало у него въ голов, и вся кровь быстро приливала къ его сердцу.

Пробывъ около печи часа три, онъ не вытерплъ, бросилъ кочергу и побжалъ изъ-подъ шатра посмотрть, не гуляетъ-ли Дунька около завода съ Леонтіемъ. Тихо подкрался онъ къ заводу и прошелся мино жилыхъ построекъ. У воротъ горланили псни льяные рабочіе, женщины танцовали кадриль подъ гармонію, на лавочк сидла Ульяна и грызла подсолнухи. Глбъ Кириловичъ подошелъ къ ней и спросилъ, не видала-ли она Дуньку.

— А она давеча за рку на лодк съ Матрешкой похала, отвчала Ульяна и прибавила, подмигнувъ глазомъ: — стонетъ сердце-то по душеньк? Успокойся, успокойся, безъ Леонтія похала.

У Глба Кириловича словно что отлегло отъ сердца.

«Ну, слава Богу, не надула… Спасибо ей», подумалъ онъ и побжалъ обратно подъ печной шатеръ.

Когда смерклось, на Глба Кириловича снова напало раздумье и явились приступы ревности.

«А вдругъ, отъ Катерины вернувшись, Дунька съ Леонтіемъ встртится и онъ потащитъ ее гулять? Пристанетъ и потащитъ», разсуждалъ онъ, долго мучился и ужъ часъ спустя посл звонка, возвщавшаго ужинъ, опять убжалъ изъ-подъ печнаго шатра къ заводу.

Было уже совсмъ темно. На улиц у воротъ стояли только трое пьяныхъ рабочихъ и ругались, разсчитываясь другъ съ другомъ мдными деньгами. Онъ прокрался къ казарм. У казармы никого не было. Только на крыльц сидла какая-то женщина съ подвязанной щекой, держалась за щеку и покачивала головой. Глбъ Кириловичъ подошелъ къ ней.

— Зубъ болитъ? спросилъ онъ.

— Охъ, моченьки моей нтъ! отвчала женщина. — Ни лежать, ни ходить, ни сидть. Прилегла на койку — и терпнія никакого. Вотъ вышла на крылечк посидть. На воздушк-то. все какъ будто меньше тянетъ.

— А что, милая, я хотлъ повидать Дуню? сказалъ Глбъ Кириловичъ. — Или ужъ она спать легла?

— Легла, легла. Раньше всхъ сегодня она съ Матреной завалилась.

На душ Глба Кириловича сдлалось совсмъ уже легко.

— Ну, пускай она спитъ. Завтра поговорю съ ней, проговорилъ онъ и быстро зашагалъ къ печному шатру.

Ночь онъ проработалъ уже спокойно и строилъ планы своей предстоящей воскресной поздки съ Дунькой въ Петербургъ.

XXI

Хоть и просилъ Глбъ Кириловичъ, чтобъ Дунька держала пока въ секрет, что онъ на ней женится, но, не взирая на это. къ вечеру другаго дня весь заводъ зналъ объ этомъ. Болтала Матрешка, которой Дунька поврила эту тайну, хотя тоже съ условіемъ не звонить языкомъ, разсказывала всмъ и каждому и Ульяна, какъ она являлась къ Дуньк сватьей отъ Глба Кириловича.

— Такъ мн, душечки мои, прямо и сказалъ: «пойди ты, говоритъ, къ ней и скажи, что чмъ ей безъ закона съ Леонтьемъ путаться, то лучше-же я законъ съ ней приму, потому что я такъ въ нее влюбившись, что даже ночей не сплю и отъ пищи отбился. Возьмемъ, говорятъ, и повнчаемся, только пущай она на Леонтья наплюетъ и держитъ себя въ акурат». Вдь эдакое, двушки, счастье двк привалило! Обжигало, пятьдесятъ рублей на всемъ готовомъ получаетъ и у хозяина лто и зиму работаетъ.

— Не наплюетъ она на Леонтья. Гд тутъ наплевать, коли ихъ водой не разольешь! ршали слушающіе. — Да и не одинъ у ней Леонтій. Она вонъ и съ Сенькой Муравкинымъ путается.

— По весн она съ Муравкивымъ путалась, а потомъ, какъ Леонтій ему вс печенки отбилъ, то Муравкинъ къ ней даже и не подходитъ, возражала Ульяна.

— Поди ты! Сама я видла, какъ недлю тому назадъ они сидли въ олешник на задахъ и смородину ли, она и Муравкинъ. А потомъ тутъ какъ-то разъ за грибами вмст ходили. Я иду по рчк, вонъ тамъ, гд барочный-то лсъ сложенъ, а они съ кошолками мн на встрчу и выходятъ изъ осинника, разсказывала какая-то баба. — Она подлая. Ее и Леонтію-то удавить, такъ и то мало. Да и помимо Муравкина…

— Неправда, ангельчикъ, неправда. Просто она любитъ съ мущинами, лясы точить, выгораживала Дуньку Ульяна.

— Хороши лясы, коли сидитъ въ олешник съ Муравкинымъ обнявшись и ягоды стъ!

— Законъ приметъ, такъ перемнится, замтила еще одна женщина. — Въ закон жить или безъ закона! Закона-то наша сестра какъ добивается! Даже на все готова, потому мужъ… А въ двкахъ такъ что ей? На все плевать. Все трынъ-трава.

— И она мн, Дунька-то, то есть… «Я, говоритъ, какую угодно клятву ему дамъ, землю съмъ, что на Леонтія наплюю», врала Ульяна.

— И, мать! Повадился кувшинъ по воду ходить, такъ тутъ ему и голову сломить. Никакія клятвы не помогутъ, коли кто себя на такой ног держитъ. Хоть цлую тачку земли състъ, такъ будетъ то-же самое.