В царстве глины и огня

— Ребята! Дайте мн слово сказать! Хочу въ вашу-же пользу слово сказать! старался перекричать рабочихъ хозяинъ. — Вы выслушайте меня.

— Что тамъ слушать! Знаемъ! Ты живодеръ извстный. За инспекторомъ!..

— И къ инспектору можете обратиться, но дайте прежде высказаться. Я на вашу-же пользу. Православные! Вотъ вамъ крестъ, въ вашу-же пользу.

— Пусть говоритъ! Пусть! раздавались голоса.

— Не надо! Не требуется! возражали другіе голоса.

— Да вдь отъ выслуху у тебя голова не отвалится!

— Почтенные! Дайте сказать! вопилъ хозяинъ и для большей торжественности снялъ шляпу. — Точно, что на сей разъ есть мой грхъ, мука плоховата и солонина неважная, но вдь и на старуху бываетъ проруха. Муку и солонину вамъ перемнятъ и дадутъ первый сортъ…

— Не надо намъ мнять! Не дадимъ, пока инспектору не покажемъ. Живы не будемъ, пока тебя не засадятъ, чертовъ сынъ!

— Да выслушайте меня прежде. Все вамъ перемнятъ, а чтобъ загладить мою проруху, ставлю рабочимъ четыре ведра вина — угощайтесь. Четыре ведра вина!

Хозяинъ поразилъ. Большинство мужскихъ голосовъ умолкло, но женскіе голоса продолжали еще

— Что намъ твое вино: у насъ мужики и такъ спились! Нтъ, почтенные, не продавайте себя за водку. Надо-же нашимъ харчамъ конецъ положить. Вдь съ такихъ харчей подохнешь.

— Вино ставитъ… Четыре ведра вина за свою проруху ставитъ, передавали передніе заднимъ, и постепенно стали умолкать и остальные мужскіе голоса.

Гд-то послышался возгласъ: «вотъ за это спасибо»!

— Да что-бы ужъ теб пять ведеръ! Что за счетъ четыре! раздалось сзади.

— Пять!.. Пять!.. загалдли мужики.

— Ладно. Ставлю пять ведеръ. Имъ будь по вашему. А провизію вамъ перемнятъ. Въ воскресенье, кром того, матка испечетъ вамъ ситные пироги.

— Матку намъ новую найми! Матку новую! Прибери ты теперешнюю матку. Шельма она на первый сортъ и лнивая тварь. Хлбъ сырой печетъ, лнится тсто промшивать, предъявляли требованія мужики.

— Будетъ и матка у васъ новая, согласился хозяинъ.

— Ну, вотъ за это дай Богъ теб здоровья!

— Ну, выбирайте старосту, кто будетъ принимать вино. Сейчасъ прикащикъ купитъ пять ведеръ водки.

Хозяинъ обернулся къ прикащику и ползъ въ карманъ за деньгами.

— Братцы Да что-жъ это такое! Неужто продали? продолжали кричать женщины. — Не продавайте за водку! Вдь себя продали. Ахъ, олухи, олухи!

— Да вдь харчи перемнятъ, такъ чего-жъ немъ? возражалъ рыжій мужикъ:

— Черти! Дьяволы! Да вдь онъ перемнитъ-то только на недлю, а потомъ опять все пойдетъ по старому. Ахъ, пьяницы пропойные! За вино душу продали…

— А женщинамъ, Николай Михайловъ, ты купишь два ящика пива и выдашь имъ по бутылк, продолжалъ хозяинъ, обращаясь къ прикащику. — Да купи подсолнуховъ и орховъ на рубль.

— Не надо намъ твоихъ подсолнуховъ, не надо намъ твоихъ орховъ! все еще визжали женскіе голоса, но уже ихъ было слышно всего четыре-пятъ голосовъ. Остальные умолкли.

Прибывающимъ изъ трактира рабочимъ передали, что хозяинъ за свою проруху по поводу харчей ставитъ пять ведеръ водки и бабамъ пива, и кто-то ужъ закричалъ «ура».

— Продали! Продали! Совсмъ себя продали! все еще вопила какая-то пожилая женщина съ груднымъ ребенкомъ на рукахъ, но ее уже никто не слушалъ.

Прикащикъ, получивъ деньги, въ сопровожденіи нсколькихъ мужиковъ, побжалъ въ питейное заведеніе за водкой и за пивомъ. Кто-то кричалъ:

— Захватите телгу съ лошадью!

— Не надо. И на рукахъ донесемъ. Такая ноша не тянетъ. Еще пріятне.

Лица у рабочихъ сдлались радостныя. Нсколько человкъ окружили хозяина и уже безъ шапокъ почтительно съ нимъ разговаривали. Онъ вынулъ портсигаръ и одлилъ ихъ папиросками.

— Матка у насъ лнтяйка — вотъ больше изъ-за чего харчи плохи, да и староста пьяница, спокойно говорили рабочіе хозяину. — Перемнить ихъ надо. Ншто мы не понимаемъ, что хозяину, подчасъ не до харчей? Каждый фунтъ солонины не обнюхаешь, въ мшокъ съ мукой не влзешь, а старомта не долженъ принимать, а долженъ пойти и доложить прикащику, а прикащикъ — вашей милости. Вы перемните — вотъ и будутъ харчи хороши, вотъ и будетъ рабочій доволенъ и все будетъ по божески.

Водку рабочіе ждали съ нетерпніемъ. Они стояли группами на дорог и, не спуская глазъ, смотрли въ ту сторону, откуда должны были появиться съ драгоцнной ношей посланные. Когда появилась процессія, несшая боченокъ съ водкой и корзины съ пивомъ, нкоторые рабочіе закричали опять «ура», загудли гармоніи.

Вскор былъ выбранъ староста, долженствующій: распредлить водку, и пьянство началось. Раздались псни. Хозяинъ не уходилъ и, покуривая сигару, бродилъ между рабочими. Онъ самъ выпилъ съ ними три рюмки водки, закусилъ солодовымъ сырымъ хлбомъ, которымъ часъ назадъ тыкали ему въ носъ, и сказалъ, что «хлбъ плоховатъ, но его все-таки сть можно».

— Да конечно-же можно!.. соглашались рабочіе, пьяня все боле и боле.