В царстве глины и огня

— Да, какъ подобаетъ по закону; вотъ изъ-за чего я и хлопочу насчетъ вашей скромности. А то пріятно мн будетъ, ежели весь заводъ станетъ говорить: «невста обжигалы, а сама съ посторонними парнями въ трактир гуляетъ». Каково это моему сердцу-то! Вдь это больно, больно мн будетъ слышать.

Обжигало ударилъ себя въ грудь.

— Послушайте… Не нойте вы такъ… Право, я не могу этого слышать, остановила его Дунька. — Ежели вы такъ будете ныть, то я затоскую и ужъ тогда какой-же мн интересъ васъ любить.

— Я буду веселый, самый веселый… спохватился Глбъ Кириловичъ, перемнивъ тонъ. — Куплю книжку веселыхъ стиховъ и буду вамъ стихи и псни читать; куплю органчикъ маленькій и буду музыку вамъ взамсто гармоніи играть. На гармоніи я не умю, такъ будетъ органчикъ. Я видалъ такой. Вотъ въ Петербургъ подемъ, портретъ съ васъ сниму, въ Зоологическій садъ васъ свожу и всякія представленія покажу, — согласитесь только за меня замужъ пойти, Дунечка.

— Что-же, я пойду, я согласна, выговорила наконецъ Дунька посл нкотораго молчанія.

— Дунечка! Голубушка! Ангелъ мой! воскликнулъ Глбъ Кириловичъ и обнялъ Дуньку, покрывая лицо ея и шею поцлуями.

Она не вырывалась отъ него и тихо шептала:

— Только ужъ вы пожалйте меня, не тсните меня.

— Я тснить?.. Боже милостивый! Васъ тснить значитъ мн себя тснить.

— Да я не про то, не про то. Не будьте строги, не командуйте, не отнимайте моей воли.

— Все вамъ будетъ предоставлено, что для семейственной женщины подобаетъ. Дуть на васъ буду… Безъ варенья или безъ леденцовъ въ праздничный день за чай садиться не будете, говорилъ Глбъ Кириловичъ, помолчалъ и тихо прибавилъ: Дунечка, у меня прикоплено сто рублей денегъ и вотъ эти деньги пойдутъ вамъ на приданое. Въ воскресенье подемъ въ городъ и разныя, разныя закупки для васъ сдлаемъ.

— Спасибо вамъ, пробормотала Дунька, обняла Глба Кириловича и поцловала.

Глбъ Кириловичъ былъ на верху блаженства.

— Дуня моя! Дунечка… Ангелъ Божій… Красавица писаная… Кралечка!.. шептали его губы.

XVIII

Обжигало Глбъ Кириловичъ и Дунька ли, пили и благодушествовали, сидя въ ольховой заросли. Вокругъ нихъ было тихо, только съ завода доносились отдаленные звуки псни и нытье гармоніи. Небо было ясно. Сквозь ольховую листву свтило солнце, порхали маленькія птички, перелетая съ втки на втку, въ трав трещали кузнечики. Глбъ Кириловичъ сидлъ и предавался мечтамъ о будущемъ семейномъ счастьи съ Дунькой.

— Теперь я у хозяина на всемъ готовомъ, а тамъ попрошу у его, чтобы онъ считалъ мн взамсто харчей пять-шесть рублей, и будемъ мы столоваться, говорилъ онъ. — Квартировать также будемъ отдльно. Наймемъ мы комнатку у мужиковъ на деревн и будемъ жить да поживать своимъ домкомъ, потому что нельзя-же мн женатому жить вмст въ одной каморк съ старикомъ Архипомъ Тихоновымъ. Тамъ и дв-то одинокія койки еле помщаются въ каморк, а гд-жъ тамъ съ женой устроиться! Я, Авдотья Силантьевна, прежде всего люблю порядокъ. Ужъ такой я человкъ… Постельку я для васъ устрою съ ситцевымъ пологомъ, подушекъ чтобы было много и въ блыхъ наволочкахъ. Куплю хорошее одяло и покроемъ постельку чисто и благообразно. Кружева вы умете плесть?

— Умю, а только скучно съ этимъ вязаться, отвчала Дунька,

— Да вдь это теперь скучно, когда свободы мало и нужно по праздникамъ плесть, а зиму-то не будете на завод работать, такъ чего вамъ?.. Безъ рукодлья даже скучно. Что день-то деньской длать? Отстряпали обдъ или ужинъ, да и присаживайтесь вязать.

— Вотъ я и стряпать не люблю.

— Да вдь не любишь, пока своимъ домкомъ не жила, а заживешь своимъ домкомъ, такъ полюбишь. Себ да мужу стряпать, а никому другому.

— Даже и не умю,

— Ну, щи-то да картошку сварите, а разносоловъ особенныхъ намъ не надо. Да и разносолы научитесь потомъ стряпать, была-бы охота. Ну, другъ отъ дружки… У деревенскихъ бабъ спросите. Т скажутъ, научатъ. Не нанимать-же стряпуху.

— Зачмъ стряпуху? Да и стряпать вовсе не надо. Взялъ въ лавочк ситнику да студню, а то колбасы… замтила Дунька.

— Нтъ, Дунечка, я такъ не хочу. Я хочу своимъ домомъ жить, семейственно, чтобъ всегда былъ свой горшокъ щей и своя каша, возразилъ Глбъ Кириловичъ… — Такъ я вотъ о кружевахъ-то, продолжалъ онъ. — Какъ кружевъ наплетете — сейчасъ мы ими простыни обошьемъ, въ наволочки прошивки вставимъ, и будетъ чудесно. Страсть люблю, когда постелька въ порядк. Постелька въ порядк, Божье милосердіе въ углу, при немъ лампадка теплится, самоваръ вычищенный. Я, Авдотья Силантьевна, первымъ дломъ куплю свой самоваръ. На это у меня денегъ хватитъ. А то изъ закопченаго желзнаго чайника дома чай пить куда непріятно! Самоваръ будетъ отличный, чистить вы его будете черезъ день.

— Ну, ну… Вы, кажется, ужъ хотите меня совсмъ въ батрачки закабалить, опять перебила его Дунька.

— То есть какъ въ батрачки? Для себя-же, для своего хозяйства. Вдь вы, вотъ я вижу, свой кофейникъ, изъ котораго кофій пьете, какъ начищаете! Всегда онъ горомъ горитъ. Вдь я вижу, когда вы съ Матреной кофеи-то распиваете.