В царстве глины и огня

«И съ какой стати врать этой Матрен? Дразнить ежели меня, но она это сказала такъ вдругъ, не подумавши, просто къ слову; стало быть, это правда», мелькало у него въ голов.

Глбъ Кириловичъ началъ работать, но работа спорилась плохо; вьюшки не поддвались кочергой и соскакивали съ нея.

«А вдругъ она и теперь съ Леонтіемъ»? думалось. ему про Дуньку, когда уже на завод позвонили къ ужину, и вся кровь приливала ему въ голову. Нсколько разъ бросалъ онъ кочергу и хотлъ бжать смотрть, что длаетъ Дунька, но одумывался и опять брался за кочергу. Когда стемнло и шатеръ озарился краснымъ заревомъ огня, вылетающимъ изъ вьюшекъ, ему сдлалось особенно грустно, хотлось хоть у кого-нибудь разспросить о Дуньк, и онъ послалъ подручнаго за Ульяной.

— Сбгай разыщи мн Ульяну-порядовщицу и попроси ее придти сюда. Мн съ ней насчетъ одного завтрашняго дла переговорить надо. Будь другомъ, сбгай, а завтра я тебя за это стаканчикомъ попотчую, сказалъ онъ подручному. — Ежели ужь отъужинали, то ты поищи ее около казармы.

Подручный побжалъ, ходилъ долго и наконецъ вернулся.

— Сейчасъ придетъ. Спать ужъ думала укладываться, сказалъ онъ.

Вскор явилась Ульяна.

— Что такое опять стряслось? заговорила она, войдя на камеры.

— Дло одно у меня, Ульянушка, есть. То есть такое дло, что просто измучило оно меня: у меня и сердце не на мст, и голова кругомъ… бормоталъ Глбъ Кириловичъ. — Ежели это правда, то вотъ змя-то!.. Отойдемъ къ сторонк, чтобы подручный не слышалъ. Сядь вонъ тамъ на обрубочк дерева.

И онъ отвелъ ее на противуположный край камеръ.

— Про Дуньку что-нибудь? спросила Ульяна,

— Да, про нее. Только ты, Бога ради, тише… сказалъ Глбъ Кириловичъ, понизивъ голосъ, помолчалъ и произнесъ:- Была ты въ день Перваго Спаса въ казарм, когда вечеромъ Дуня и Матрена тащили пьяную Варвару на койку? Только говори правду.

— Постой… стала вспоминать Ульяна и прибавила:- Была, была… Дйствительно, была, Я укладывалась спать, а он ее тащили. Только что теб до Варвары-то? Вдь ужъ пьяница извстная. Она тогда еще стекло сапогомъ разбила.

— Такъ, такъ… чуть не воскликнулъ Глбъ Кириловичъ. — Вотъ ужъ и правда,

— Да что теб до Варвары-то? допытывалась Ульяна.

— На Варвару мн наплевать, а я хочу спросить о Дун. Ежели ты въ это время была въ. казарм, то, стало быть, все видла. Приходилъ къ окну въ этотъ вечеръ Леонтій и вызывалъ Дуню? Только не при, Бога ради, только не ври. Припомни хорошенько.

— Приходилъ, кажется. Да вдь онъ часто приходилъ, бывало, къ окошку лясы точить. Вдь ужъ коли путался онъ съ ней, то какъ-же…

— Нтъ, я желаю знать, въ Спасовъ день приходилъ-ли, именно въ Спасовъ, подчеркнулъ Глбъ Кириловичъ.

— Приходилъ, приходилъ.

— Позвалъ ее въ трактиръ и она съ нимъ ушла?

Ульяна подумала и отвчала:

— Дйствительно, вдь ушла.

— Ну, не змя-ли она подколодная! воскликнулъ Глбъ Кириловичъ.

— Но, милый человкъ, вдь она и все время съ нимъ, бывало, уходила. Какъ тотъ придетъ, стукнетъ въ окно — она сейчасъ… Ты вдь и самъ знаешь, что она съ нимъ раньше путалась. Ты ужъ забудь, прости… Это дло такое… Самъ долженъ знать, какую облюбовалъ.

— Что раньше было, Ульяна Герасимовна, про то я не говорю: то было, прошло да и быльемъ поросло, а вдь это оказывается въ день Перваго Спаса? въ Спасовъ день, посл того, когда я уже къ ней посватался и она общалась мн прикончить съ Леонтьемъ, наплевать на него, мерзавца. Правда! Правда! Стало быть, это правда! прошепталъ Глбъ Кириловичъ, скрипнувъ зубами, и схватился за голову.

Ульяна его утшала:

— Ты, Глбъ Кирилычъ, успокойся, не сердись на Дуньку. Разумется, она глупа и неосторожна, но все таки теперь ей надо чести приписать — теперь она давно ужъ съ нимъ никакихъ разговоровъ не ведетъ и даже боится его. Тутъ какъ-то Леонтій присталъ къ ней, такъ она закричала такимъ благимъ матомъ, что мы такъ изъ воротъ и повыскакали къ ней. На берегу это было. Леонтіи былъ пьяный, повстрчался съ ней и сталъ тащить ее въ трактиръ.

Глбъ Кириловичъ не унимался.

— Оставь, Ульяна Герасимовна! Не разсказывай! Съ меня довольно и того, что она въ день Перваго Спаса съ нимъ въ трактир путалась. Вдь это, это… шепталъ Глбъ Кириловичъ и не находилъ словъ, чтобы докончить. — Выпьемъ, Ульянушка! Выпьемъ съ горя! Хочу пьянымъ напиться. Пьяному лучше жить, у него совсть короче!.. воскликнулъ онъ, ударяя Ульяну по плечу. — Сейчасъ я пошлю за виномъ.

— Да что ты! Полно… Брось… Вишь, что выдумалъ… Оставь… отговаривала его Ульяна.

— Не могу я иначе…

— Пренебреги. Вдь ты зналъ, какую берешь. А вотъ уйдетъ Леонтій въ деревню, и уже тогда ничего этого не будетъ. Тогда ты и безпокоиться перестанешь.

— Не перестану, Ульянушка! Не могу я… Силъ моихъ нтъ. Иванъ! Сходи сейчасъ за виномъ!.. крикнулъ онъ подручному, вынимая изъ кармана рублевку. — Принеси бутылку водки, колбасы и пару пива. Мн гостью угостить надо.

Явились водка и пиво. Ульяна пила съ Глбомъ Кириловичемъ и всми силами старалась его успокоить, но онъ не успокаивался.