В царствование императора Николая Павловича Том 4

Визит Мигеля Гонсалеса не стал исключением. Он прибыл в крепость Росс на довольно обшарпанной карете, запряженной четверкой лошадей. Для солидности заместителя губернатора сопровождали четыре кавалериста на лихих конях, в мундирах, расшитых золотыми галунами, но абсолютно босых. К черным от грязи пяткам ремешками были примотаны шпоры, а чумазые загорелые ступни вставлены в начищенные до блеска бронзовые стремена. Синьора Гонсалеса сопровождал секретарь, он же – переводчик.

Вот он-то Сергееву сразу не понравился. Уж больно бегающими у него были глаза, и слишком честное лицо, которое обычно бывает у отъявленных жуликов. Поприветствовав гостей, и отдав команду позаботиться о мексиканских кавалеристах и карете заместителя губернатора, Виктор незаметно шепнул капитану Мальцеву, чтобы тот не спускал глаз с секретаря синьора Гонсалеса. Звали того, между прочим, далеко не по-испански – Джереми Хатчинсоном.

Мигель Гонсалес с интересом посмотрел на занятия по фехтованию на саблях казаков под командованием Никифора Волкова, и неспешной разминке орлов капитана Мальцева. Похоже, что гостя из Монтерея все увиденное впечатлило. Он разговаривал с новым русским начальником предельно вежливо, а лицо его выразило огорчение – как матерый взяточник, синьор Гонсалес понял, что бакшиш, на который он рассчитывал, направляясь в крепость Росс, возможно в этот раз пройдет мимо его кармана.

Как обычно разговор зашел о праве русских находится на земле, принадлежащей Мексиканской республике. Только, Сергеев на этот раз повел себя не так, как вели его предшественники. Он не стал рассказывать синьору Гонсалесу очередной вариант «сказки про белого бычка», а с ходу заявил, что император Николай Павлович готов признать нынешнюю власть в Мехико, и за солидную сумму приобрести у правительства Мексики в лице ныне правившего президента Анастасио Бустаманте. Правда, как стало известно, у президента возникли некоторые сложности, и он вынужден был покинуть свою столицу. Но, синьору Гонсалесу должно быть известно, что президент Бустаманте дважды был вынужден оставлять свой пост, но потом он каждый раз снова занимал президентский дворец в Мехико. Так что признание его могучей Российской империей и солидное денежное вливание должно сблизить два государства, расположенных в разных частях света, но владения которых волею судеб оказались рядом.

Синьор Гонсалес сделал стойку. Он тут же признался в своей любви к России и ее народу, и обещал, что если дела между их государствами будут улажены, то и здесь, в Калифорнии, такие знатные и мудрые люди, как синьор Сергеев, могут рассчитывать полное на понимание и содействие властей мексиканской Калифорнии.

В общем, главное было сказано. После обеда, который Виктор дал в честь своего высокого гостя, он вручил синьору Гонсалесу позолоченные карманные часы с монограммой императора Николая. Часы сверкали, как котовы причиндалы, и настроение гостя сразу же улучшилось. Он выпил еще бутылочку кубанского коньяка, после чего неожиданно затянул какую-то мексиканскую песню, заунывную и с переливами. Если у исполнителя ее был бы хороший голос, то Сергеев с удовольствием бы ее послушал. Но синьор Гонсалес был полностью лишен слуха, а голос его напоминал визг бензопилы.

Собрав дорогих гостей в добрый путь, Виктор успел поинтересоваться у капитана Мальцева – встречался ли с кем из обитателей крепости секретарь синьора Гонсалеса мистер Хатчинсон. Оказалось, что такой контакт был – минут пять Хатчинсон о чем-то шептался с коробейником Петром. Правда, записать их разговор не удалось, заметив подходившего к ним казака со скрытой звукозаписывающей аппаратурой, «сладкая парочка» тут же прекратила дозволенные речи и раскланялась.

– Ну, что будем делать, Роман Викторович? – спросил Сергеев. – Кажется мне, что визит к нам гостей из Монтерея не случен. Скоро следует ждать бандитского налета.

– И у меня появилась такая же мысль, – кивнул Мальцев. – Так что, Виктор Иванович, шутки кончились, пора заняться делами…

Кругом враги!

Виконт Палмерстон был озадачен. Он ожидал, что император Николай, чисто по-византийски, будет стараться как можно дольше не отвечать на его письмо, или ответит, но выставит ряд неприемлемых условий. Но полученное менее чем через две недели личное письмо русского царя было деловым и предельно лаконичным.

Николай писал, что будет рад принять в Петербурге крестницу своего покойного брата, и постарается к ее приезду лично разобраться со всеми недоразумениями, возникшими между Россией и Британией. «Хотя, – писал император, – основная часть работы достанется нашим министрам. Ведь они лучше разбираются в том, что мы им поручили».

Единственно, что насторожило Палмерстона, так это дата, предложенная Николаем для визита королевы. Но, здраво рассудив, вынужден был согласиться, что раньше организовать его не удастся. Королева была на сносях, и по расчету придворного медика должна разрешиться от бремени где-то в конце ноября. Так что раньше декабря она все равно не сможет отправиться в путь.