В ту ночь, готовясь умирать...

— Установить полдела. Надо его поймать с поличным, за руку схватить. Хорошо бы нам с вами пойти на свадьбу, которую он устраивает, а там уж будем действовать смотря по обстановке.?

— Что ж, это даже занятно, — усмехнулся Кичи-Калайчи. — Только и у меня встречная просьба: я сам на днях женю своего пятого племянника, Бадави. Отличный парень. Может, он что-нибудь расскажет или от родителей невесты узнаем про этого… ну, который перехитрил самого Остапа Бендера. Пошли?

— Прямо сейчас? Не устаю удивляться, почтенный Кичи-Калайчи, сколько в вас еще огня и энергии!

— Доживи до моих лет, дорогой, и ты станешь гореть круглосуточно. Мой счетчик уже последние километры отсчитывает, значит, чтобы совершить задуманное, — надо увеличить скорость. Пошли, пошли, не пожалеешь.

— Как зовут вашего племянника?

— Я же сказал, Бадави.

— Работает, учится?

— Первоклассный винодел. В заводе-совхозе.

— Ах, этот Бадави? Я его знаю. Недавно справил новоселье, получил однокомнатную квартиру с лоджией на море. Теперь самый раз и жену привести в новый дом.

— А ты, Дибир? Все еще холостяк?

— Да все как-то не сочетается: кто мне по душе — тому я ни к чему, а иной раз наоборот… А тут еще навалилась вторая работа. Веришь, Кичи-Калайчи, месяц в кино не был, голоса друзей только по телефону слышу. Вот поможете распутать хитрый узел с этим странным сватом, тогда хоть на девушек буду смотреть. А сейчас хожу по улицам и только стариков разглядываю, не тот ли самый.

— Помогу, Дибир, конечно же! Как раньше выручал, так и теперь.

— Нет, все-таки поразительное дело! А вас этот плут не удивляет?

— Меня, сынок, только один Тавтух Марагинский способен удивить! Ну и шутник, с ним не соскучишься!

— Тавтух? При чем он здесь? Он же не носит черкеску с газырями, — говорит следователь, выходя вслед за стариком, И замечает, как спина старика дернулась.

Глава девятая О том, как добра и гостеприимна Зубалжат, мать своей единственной и строптивой дочери

1

— Заходите, пожалуйста, всегда рада гостям! — Зубалжат широко распахнула дверь в переднюю, а когда Кичи-Калайчи и Дибир перешагнули порог, хозяйка повела их в столовую, убранную с таким вкусом и старанием, как это умеют делать горянки: ни пылинки на ковре, спущенном на тахту, по белоснежной скатерти наперегонки бегали зайчики лучей, прячась в букете осенних астр. В крохотном буфете перемигивались гранями хрустальные бокалы и рюмки.

Кичи-Калайчи давно заметил: в доме, где нет пьющих, — уйма посуды для вина. И наоборот, там, где не садятся за стол без бутылки, пропади она пропадом вместе со своим содержимым, — там пьют из чего попало. Даже из футляров от карманных фонариков!

Да что там футляры!

Кичи-Калайчи сам не раз слышал, как директор санатория лекцию для вновь прибывших заканчивал словами: «Все мы, друзья, люди, и ничто человеческое нам не чуждо! Можно и симпатичную вам даму в кино пригласить, не грешно и потанцевать под хорошую музыку. А если у кого день рождения придется — сам бог велел поужинать с друзьями и отметить славную дату бокалом сухого марочного вина. Бокалом! А не грелкой, куда один выпивоха наливал, втайне от врачей, напиток, который местные шутники называют «Один бык, два рога».

Шутник-ревматик! И путевку лишь наполовину использовал, и, наверняка, «отложение солей» получил вместе с нелестным отзывом в адрес предприятия, где он работал…»

Кичи-Калайчи представил своего спутника хозяйке дома. Садовник помнил Зубалжат совсем молоденькой медсестрой в военном госпитале. Потом она выучилась, стала рентгенологом, но медики ведь тоже могут заболеть, тем более если по две смены просиживать в затемненном кабинете. Зубалжат переменила профессию, села за окошечко кассы в лучшем кинотеатре города.

Тоже вроде в будке за двойным стеклом; приходится и нервничать, а порой добавлять свои рубли-полтинники, потому что в спешке нетрудно принять трехрублевую бумажку за пятерку…

Нет, дорога жизни Зубалжат никогда не была устлана мягким паласом. Отец погиб на войне, мать не пережила потери, и девочку определили в детский дом. В свой срок Зубалжат вышла замуж, родила дочь, но семья не сложилась. Муж был не против жены с дипломом, только отъезды в столицу для сдачи сессии его не устраивали. Охотно поверил он сплетням и уехал в другой город. Время показало, кто был прав, и виноватый пожелал сохранить семью. Но тут взбунтовалась уже взрослая дочь, Фатьма. Как чужого встретила, все сказала, что накипело на сердце:

— Как ты жалел меня, маленькую, так теперь я жалею тебя, старенького! Выбирай, мама, или этот человек — или я.

Когда женщина воспитывает ребенка без мужа, да еще если ребенок этот единственный, тогда дочь ли, сын — забирает власть в доме, считает себя если не старшим, то главным.