В тусклом стекле

– Мадемуазель, меня трудно обмануть, – начал я.

– Тем лучше для вас, месье, – спокойно, вполголоса отвечала маска.

– Я хочу сказать, мадемуазель, – продолжал я, решившись прибегнуть к невинной хитрости, – что скрыть красоту не так легко, как вы думаете.

– Вы необыкновенно проницательны, месье, – все так же мило и беспечно заметила она.

– Под костюмом мадемуазель де Лавальер я угадываю формы, совершенством превосходящие оригинал; подымая взор выше, я вижу лишь таинственную маску – и все же, мадемуазель, возможно ли вас с кем-то спутать? О нет! Красота – драгоценный камень из сказок Шахерезады: как ни укрывай, а все же сияние выдаст его.

– Я знаю эту сказку, месье, – отвечала молодая особа. – Сияние и впрямь выдало камень, но не на солнце, а в темноте. Неужто дворцовые комнаты так плохо освещены, месье, что вас слепит простенький светлячок? Я-то думала, в стенах, где пребывает некая графиня, должно быть довольно света.

Положение мое было весьма щекотливо. Как ответить? Дама эта, вернее всего, просто опасная шутница, каких немало найдется в любом обществе; однако же она может оказаться и близкой подругой графини де Сент-Алир. Посему я осторожно осведомился:

– Какая графиня?

– Если вы знаете меня, то должны знать и мою лучшую подругу. Она прекрасна, правда?

– Затрудняюсь сказать: ведь графинь так много…

– Всем моим знакомым известна и любимейшая из моих подруг… Но, быть может, вы вовсе меня не знаете?

– Вы ставите меня в тупик, мадемуазель. Ужели я мог обознаться?

– Скажите, а с кем вы только что говорили? – спросила она.

– С одним человеком, с другом, – ответил я.

– Да, я поняла, что вы друзья; но мне почудилось, что я тоже его знаю, и я хотела бы в этом убедиться. Ваш друг – маркиз?

И снова ее вопрос меня смутил.

– Ах, здесь так много людей, поговоришь с одним, с другим, да и…

– Да и увильнешь от ответа на самый простой вопрос. Запомните же раз и навсегда: ничто так не отвращает человека прямого, как подозрительность. Вы, месье, мне не доверяете – что ж, и я стану относиться к вам соответственно.

– Мадемуазель, я заслужил бы презрение куда большее, когда бы нарушил данное другу слово.

– Да ведь вам все равно не удалось меня обмануть, вы всего лишь копируете дипломатические уловки своего друга. Ненавижу дипломатию: вся она – трусость и обман. А вам не приходило в голову, месье, что я могу знать этого господина, с крестиком из белой тесемочки? Так вот, я прекрасно знаю маркиза д’Армонвиля. Как видите, вы зря себя утруждали.

– Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть вашу догадку.

– Этого никто от вас не требует; но к чему было унижать даму?

– Что вы говорите, мадемуазель! Я никогда бы себе такого не позволил.

– Вы притворились, будто узнали меня, – но это ложь. Не ведаю, что вами двигало – прихоть ли, любопытство или безразличие, но вы говорили со мною так, словно перед вами не живой человек, а всего лишь костюм! Наговорили комплиментов и тотчас сделали вид, что обознались. Что ж! Верно, в мире не осталось уже честности и прямоты.

– Право, мадемуазель, вы составили обо мне превратное представление.

– Вы обо мне тоже: я оказалась не так глупа, как вы ожидали. Я прекрасно знаю, кого надеялись вы развлечь своими комплиментами и меланхолическими речами и кого с этой похвальною целью разыскивали.

– В таком случае скажите – кого? – потребовал я.

– Скажу, но с одним условием.

– С каким?

– Если я окажусь права, вы признаете это.

– Вы несправедливы ко мне, – возразил я. – Я не смогу признать, что намеревался говорить с какой бы то ни было дамою в описанном вами тоне.

– Что ж, на этом не настаиваю; однако, когда я назову даму, вы обязаны подтвердить, что я права.

– И я непременно должен вам это обещать?

– Разумеется, нет; вас никто не принуждает. Но лишь на таком условии я согласна продолжать разговор.

С минуту я колебался; впрочем, откуда ей знать? Вряд ли графиня успела поведать кому-то о своей тайне; к тому же маске в костюме Лавальер никак не может быть известно, кто сидит рядом с нею, кто скрывается под черным домино с красным крестиком на груди.

– Согласен, – сказал я. – Обещаю.

– Вы должны дать слово чести.

– Хорошо. Даю вам честное слово.

– Ну что ж: эта дама – графиня де Сент-Алир.

Я был безмерно удивлен и смущен, но, памятуя мое обещание, сказал:

– Должен признать, я и впрямь надеялся нынче вечером быть представленным графине де Сент-Алир. Но могу вам также дать самое честное слово, что графиня ни в малейшей степени не подозревает о моем желании познакомиться с нею. Да она, по всей вероятности, и вовсе не помнит о моем существовании. Я имел однажды счастье оказать ей и графу маленькую услугу, но, боюсь, слишком пустячную; графиня не стала бы вспоминать о ней долее одного часа.

– Мир не так неблагодарен, как вы полагаете. И, даже будь он таковым, все же встречаются сердца, которые искупают всеобщий грех неблагодарности. За графиню де Сент-Алир я отвечаю как за себя: она никогда не забудет того, кто явил ей доброту и благородство. Правда, она не может открыть свои чувства, ведь она несчастлива…