В тусклом стекле

Арлекин вскоре удалился, и собеседник мой продолжал:

– Свидетельство, о котором я говорю, исходило от мальчика лет двенадцати: он частенько бегал у графа на посылках, а потому прекрасно знал его в лицо. Мальчик сообщил, что в ту же самую ночь, около половины первого – светила, заметьте, яркая луна, – мать его внезапно занемогла, и его послали за sage femme[30], что живет в двух шагах от «Летящего дракона». Дом же мальчика находился в миле, если не больше, от гостиницы, и ему нужно было обогнуть парк Шато де ла Карк. Идти надо было мимо заброшенного кладбища при церкви Сент-Обен – от дороги его отделяют лишь три старых дерева да низенькая ограда. Парнишка немного робел, приближаясь к старому кладбищу; и вот в ярком свете луны увидел он сидящего на могильной плите человека, в котором тут же признал графа. Граф, кстати сказать, имел у местных жителей одно прозвище, означающее буквально «человек с улыбкою». На сей раз, однако, граф показался свидетелю довольно удрученным; он забивал заряд в ствол пистолета, и еще один пистолет лежал на надгробии подле него.

Мальчик крался тихо, на цыпочках, не сводя глаз с графа Шато Блассемара – или с того, кого он принял за графа. Человек этот был одет не так, как обычно одевался граф, и не улыбался – лицо его было сурово и печально; и все же посыльный графа божился, что не мог обознаться. Мы пытались его разубедить, но юный свидетель твердо стоял на своем. Получается, тогда-то графа – если это был граф – и видели в последний раз. И с тех пор о нем нет ни слуху ни духу. В окрестностях Руана узнать ничего не удалось. Нет никаких доказательств его смерти, но и признаков того, что он жив, тоже нет.

– И впрямь прелюбопытный случай, – заметил я и собирался было задать рассказчику пару вопросов, когда нас прервал Том Уистлвик, успевший, как оказалось, проветриться и воротиться и пребывавший уже в гораздо менее блаженном и более осмысленном состоянии.

– Послушайте, Карманьяк, уже поздно, я должен идти; право же, мне нужно, я ведь вам объяснял. А с вами, Беккет, мы непременно на днях встретимся.

– Очень жаль, месье, что я не успел изложить вам обстоятельства второго случая, который, да будет вам известно, еще таинственнее предыдущего. Он произошел с другим жильцом той же самой комнаты осенью того же года…

– Так сделайте милость, господа, приезжайте оба завтра обедать ко мне в «Летящий дракон».

И пока мы следовали через Зеркальную галерею, я успел добиться от них согласия.

– Смотрите-ка! – воскликнул Уистлвик, когда мы назначили точный час встречи. – Эта пагода, или носилки, или как, бишь, оно называется, так и стоит! И ни одного китайца поблизости. И откуда они, проныры, все про всех знают, ума не приложу! Я встретил тут Джека Наффлза – так он говорит: это цыгане, а не китайцы; интересно, куда они все запропастились? Пойду-ка, пожалуй, взгляну на этого пророка.

Он подергал за бамбуковые шторы, устроенные наподобие венецианских, так что они опускались снаружи красных занавесок; шторы, однако, не поддались, и ему удалось лишь сунуть нос снизу, где одна из них не доходила до носилок.

Воротившись, он сообщил:

– Там темно, этого малого почти не видно. Он весь в красном и в золоте, на голове расшитая шляпа, словно у мандарина; спит как убитый. Но зато, я вам доложу, запах от него – боже милостивый! Хуже, чем от свиньи! Ей-богу, пойдите понюхайте, хоть будет потом что рассказать. Фу! Тьфу! Ой, ну и запашок! Ф-фу-у!

Не соблазнившись сим заманчивым приглашением, мы кое-как пробились к выходу. Я пожелал обоим доброй ночи, напомнив об обещании быть на другой день у меня. Наконец я добрался до своей кареты, которая вскоре медленно покатила по лунной пустынной дороге меж вековых дерев к «Летящему дракону».

Сколько же всего произошло за последние два часа! Какое обилие ярких и причудливых картин вместилось в сей краткий промежуток! А какое приключение ждало меня впереди!..

Безмолвная, залитая лунным светом дорога разительно отличалась от шумного вихря наслаждений, из которого я только что вырвался. Позади остались грохот, музыка, бриллианты, краски и огни.

Дыхание мудрой природы в такой час действует всегда отрезвляюще. Я осознал вдруг с ужасом и раскаянием, что мои домогательства греховны и безрассудны. Ах, если б нога моя вовсе не вступала в сей лабиринт, ведущий бог весть куда… Об этом поздно было теперь думать; но капли горечи уже просочились в чашу, которую мне суждено было испить; смутные предчувствия тяжестью легли на мое сердце. Окажись тогда рядом мой славный приятель, Альфред Огле, или даже добрейший Том Уистлвик, я бы непременно признался в терзавших меня сомнениях.

Глава XVI Парк Шато де ла Карк

Я знал, что по случаю празднества двери «Летящего дракона» не будут запираться часов до трех-четырех утра: ведь многие важные господа, желавшие веселиться на балу до последнего, пристроили в эту гостиницу своих лакеев, и те вернутся сюда не ранее, чем окажут хозяевам все надлежащие услуги.