В тусклом стекле

– Более года не смела я отважиться на задуманный шаг; и вот наконец я решилась. Жизнь моя в браке оказалась печальна и более одинока, чем была бы в монастыре: некому открыть душу, не от кого ждать совета. Никто, думала я, не придет спасти меня из этого кошмара. Но в вас я обрела храброго и решительного друга. Невозможно забыть ту неравную и отчаянную схватку в «Прекрасной звезде». Скажите… Скажите, ведь правда вы сохранили у себя розу, что я подарила вам на прощанье? Не клянитесь, не нужно! Я верю вам, Ричард! Как часто в одиночестве повторяла я ваше имя – его назвал мне мой слуга. Ричард, мой герой! О Ричард! О мой властелин! Мой любимый!

Я готов был прижать ее к сердцу, броситься к ее ногам. Однако эта прекрасная и, я бы сказал, непоследовательная дама отклонила мои притязания.

– Нет-нет! Не будем тратить драгоценное время на излишества. Поймите, – продолжала она, – в браке не существует безразличия. Не любить собственного мужа – означает его ненавидеть. Но пусть даже граф смешон – в ревности он становится страшен. Будьте же милосердны ко мне, соблюдайте осторожность. С кем бы вы ни говорили, делайте вид, что ведать не ведаете, кто живет в Шато де ла Карк; если упомянут при вас графа или графиню де Сент-Алир, твердите, что никогда их не встречали. Завтра вечером я скажу вам больше. Завтра, но не сегодня; на то есть свои причины, коих я не могу пока открыть. Теперь, прошу вас, оставьте меня. Прощайте!

Властным взмахом руки она приказала мне удалиться.

– Прощайте, – эхом откликнулся я и подчинился.

Свидание наше продлилось от силы десять минут. Я вновь перебрался через стену парка и успел вернуться в «Летящий дракон» до закрытия.

Всю ночь я пролежал без сна, как в лихорадке. Я был охвачен восторгом и, покуда не настал рассвет, видел перед собою прекрасную графиню де Сент-Алир: она ускользала, таяла во тьме, а я тщился ее догнать.

Глава XVII Обитатель паланкина

На другой день ко мне заглянул маркиз. Стол мой был еще не убран после позднего завтрака.

Маркиз объявил, что пришел просить о любезности. Вчера в толчее при выезде с бала поломалась его карета; и не могу ли я, если собираюсь в Париж, взять его с собою? Я как раз собирался и был рад его компании.

Мы доехали до моей парижской гостиницы и вместе поднялись в комнаты. Там, к моему удивлению, в креслах спиною к нам сидел человек и читал газету. Он поднялся: это оказался граф де Сент-Алир. На носу его красовались золотые очки; напомаженные локоны черного парика плотно прилегали к узкому черепу – они напоминали резной набалдашник эбенового дерева, украшающий траченную временем самшитовую палку. Черный шарф не закрывал, по обыкновению, пол-лица, а оставался на шее; правая рука висела на перевязи. То ли в тот день в его выражении и впрямь было что-то необычное, то ли я под влиянием услышанного минувшей ночью преисполнился ненависти к графу, но теперь весь его образ казался мне еще отвратительнее.

Я был не слишком искушен по части греха и, встретивши неожиданно человека, на чью честь я, пусть пока мысленно, покушался, испытывал некоторую неловкость.

Он улыбнулся.

– Вот, месье Беккет, заглянул к вам наудачу, – гнусаво проквакал он, – взял на себя такую смелость. Хотел просить вас о помощи в одном пустяковом дельце; но коль скоро тут и мой друг маркиз д’Армонвиль, на которого я в некотором смысле вправе рассчитывать, то, надеюсь, он меня и выручит.

– С превеликим удовольствием, – отвечал маркиз, – но не ранее шести вечера. А теперь я должен идти, меня ждут друзья, коих я не могу огорчить; и я знаю наверное, что раньше шести мы не управимся.

– Ах, какое невезение! – воскликнул граф. – Как же быть? И дело-то всего на часок.

– Я охотно уделю вам час времени, – предложил я.

– Вы так добры, месье Беккет, – а я уж было отчаялся! Дельце, правда, несколько funeste[31] для такого жизнерадостного молодого человека, как вы. Вот, прочтите записку, я получил ее сегодня утром.

Записка и впрямь не отличалась особой мажорностью. Графа извещали, что тело его, то бишь графского, кузена, господина де Сент-Амана, умершего в собственном доме, Шато Клери, отправлено в соответствии с собственноручным письменным распоряжением усопшего для захоронения на кладбище Пер-Лашез и прибудет, с позволения графа де Сент-Алира, в его дом, Шато де ла Карк, около десяти часов следующего вечера, с тем чтобы проследовать далее уже на катафалке к месту погребения в сопровождении любого члена семьи, который пожелает присутствовать на похоронах.