В тусклом стекле

Человек ушел; наутро, в девять, он постучал в дверь и, не получив ответа, заглянул в замочную скважину. Свечи еще горели; ставни оставались запертыми, по-видимому, с вечера. Он стучал громче и громче – нет ответа. Он начал тревожиться, доложил хозяину о затянувшемся молчании; тот, убедившись, что постоялец не оставил ключа в двери, подобрал другой ключ и вскрыл комнату. Свечи почти догорели, но и последнего неверного их трепетания было довольно, чтобы убедиться: жильца в комнате нет! Постель была нетронута, ставни закрыты изнутри. Можно, конечно, предположить, что он вышел из комнаты, запер за собою дверь и, положив ключ в карман, покинул гостиницу. Но тут, видите ли, еще одна загвоздка. «Летящий дракон» на ночь запирался – всегда ровно в полночь, – и после этого никто уже не мог уйти из гостиницы, разве что раздобыв ключи либо сговорившись с кем-то из прислуги.

Но так уж получилось, что вскоре после того, как двери были заперты, в половине первого, один слуга, которого не предупредили, что постоялец просил не беспокоить, заметил в замочной скважине свет и постучался спросить, не нужно ли чего. Сочинитель решительно отказался от каких бы то ни было услуг и вновь потребовал, чтобы его не тревожили до утра. Благодаря этому эпизоду стало доподлинно известно, что жилец находился в комнате уже после того, как входные двери были заперты на все засовы и замки. Хозяин гостиницы держал ключи у себя и божился, что утром они висели на своем обычном месте, у него над изголовьем, и никто не мог бы ими воспользоваться, не разбудивши его. Вот и все, что нам удалось узнать. Граф де Сент-Алир, которому принадлежит дом, был огорчен и оказывал расследованию всяческую поддержку.

– И что же, о поэте-летописце с тех пор ничего не слышно? – спросил я.

– Решительно ничего; больше он не появлялся. Вряд ли он жив; а если жив, то, похоже, попал в какое-то чертовски неприятное положение и постарался исчезнуть – спешно и со всею возможною таинственностью. Но об этом остается только гадать. Единственное, что нам известно наверное: он занимал вашу, месье, комнату, а потом исчез незнамо как.

– Надо же, – сказал я, – вы поведали нам уже о трех случаях, и все три произошли в одной и той же комнате.

– Да, и все три равно непостижимы. Дело в том, что, убив свою жертву, преступник тут же должен решить весьма сложную задачу: как спрятать труп. Трудно поверить, чтобы три человека, один за одним, умерщвлены были в одной и той же комнате, притом тела их так удачно припрятаны, что и следа не осталось.

После этого мы перешли к другим вопросам, и месье Карманьяк с самым серьезным видом преподнес нам великолепнейшую коллекцию скандалов и анекдотов, собранную им за годы службы в полицейском ведомстве.

К счастью, у гостей моих оказались дела в Париже, так что около десяти они отбыли.

Я поднялся к себе в комнату и выглянул в окно. Луна пробивалась сквозь облака, и в ее рассеянном свете причудливы и печальны стояли деревья графского парка.

Моими мыслями снова исподволь завладели странные истории, рассказанные Карманьяком об этой комнате; мрачная их тень легла даже на забавные полицейские байки, поведанные вслед за ними. С тяжелым сердцем вглядывался я в зловещий сумрак. Когда я брал пистолеты, мелькнула смутная мысль, что сегодня они могут мне понадобиться. Не поймите меня превратно, страсть моя от всего этого отнюдь не охладела: наоборот, она разгорелась еще пуще, и таинственное приключение целиком завладело мною. Присутствие же неясной опасности лишь добавляло остроты моей тайной вылазке.

Некоторое время я бродил по комнате. Я уже выяснил точное местоположение церковного кладбища: до него было не больше мили, и мне не хотелось явиться раньше времени.

Из гостиницы я выбрался незаметно, повернул от двери налево и, как бы прогуливаясь, направился по дороге; затем снова свернул налево и оказался на узкой проселочной дороге, что под навесом ветвей огибала графский парк и проходила мимо старинного кладбища. Деревья подступали к кладбищу вплотную; занимало оно немногим более полуакра слева от дороги, вклиниваясь таким образом между нею и парком Шато де ла Карк.

В этом печальном месте, населяемом одними духами, я остановился и прислушался. Было тихо. Луна скрылась за облаком, и глаз различал очертания лишь ближайших предметов, да и то с трудом; из черной пелены выплывали белые пятна могильных плит.

На фоне темно-серого неба среди прочих неясных форм выделялись то ли кусты, то ли деревья высотою с наш можжевельник, футов шесть, по форме схожие с тополем, только меньше, и с темною, как у тиса, листвою. Не знаю, как называется это растение, но мне часто приходилось видеть его в местах скорби.

Зная, что пришел раньше времени, я присел на какое-то надгробие: ведь, явившись в парк прежде одиннадцати, я мог случайно подвести графиню. Томясь ожиданием, я равнодушно вперил взор в первый попавшийся предмет; им оказалось то самое кладбищенское растение, смутно темневшее шагах в шести.