В тусклом стекле

– Не знаю, – отвечал граф. – Понятия не имею, что там. С год назад я выгнал одного жуликоватого слугу по имени Лабле, у него был ключ; видать, его одежда там и осталась. А при мне этот шкаф лет десять уж не открывали, а то и более.

– Глядите-ка: визитные карточки; а вот носовой платок с вензелем… «Р. Б.». Все это, судя по всему, было украдено у человека по фамилии Беккет… Р. Беккет; на карточке обозначено: «Мистер Беккет, площадь Беркли». Надо же, тут и часы, и связка печаток, притом на одной из них те же инициалы – «Р. Б.». Этот ваш Лабле был, верно, законченный пройдоха…

– Вы правы, месье, законченный!

– Сдается мне, – продолжал Карманьяк, – что все эти вещи он украл у лежащего в гробу человека, который в таком случае оказывается уже не господином де Сент-Аманом, а господином Беккетом. Ибо, как это ни удивительно, но часы все еще идут! Думаю, однако, что господин Беккет не мертв, его пока просто опоили ядом. Николас де ла Марк, граф де Сент-Алир! За ограбление и попытку убийства этого человека вы арестованы.

В следующий миг мерзавец был взят под стражу. Гнусный его голос, в котором обыкновенно слышалось старческое дребезжание, неожиданно окреп; то квакая, то взвизгивая, граф протестовал, угрожал и возносил нечестивые призывы к Господу нашему, который «будет судить тайные дела человеков»! Так, с криками и стенаниями, он был выведен из комнаты и препровожден в карету к своей прекрасной – уже арестованной – сообщнице, тоже уже арестованной; в сопровождении двух жандармов они немедленно выехали в направлении тюрьмы Консьержери.

К общему хору голосов в комнате прибавились еще два, весьма отличные от остальных. Один принадлежал бравому полковнику Гаярду, которого лишь с трудом удавалось удерживать до сих пор в соседней комнате; второй был голос добрейшего моего приятеля Уистлвика, призванного меня опознать.

Сейчас я постараюсь вам поведать, как провалилось это чудовищное и изощренное посягательство на мою жизнь и собственность. Но сперва завершу рассказ о себе. Под руководством Планара, такого же законченного негодяя, как и остальные члены шайки, но действовавшего на сей раз в интересах следствия, меня поместили в горячую ванну, после чего уложили в теплую постель под открытое окно. Эти простые средства привели меня в чувство за три часа, в противном случае я оставался бы в оцепенении около семи.

Свои гнусные делишки мошенники обстряпывали скрытно и умело. Все их жертвы сами, подобно мне, послушно плели сеть таинственности, помогая злодеям губить себя легко и без особого риска.

Было, разумеется, начато расследование и раскопано несколько могил на Пер-Лашез. Эксгумированные трупы, однако, слишком долго пролежали в земле и совершенно разложились, так что опознать удалось лишь один; в том случае все распоряжения по похоронам отдавал некий Габриэль Гаярд, он же оплатил счета и подписал необходимые бумаги. То, что это был именно Гаярд, а не подставное лицо, подтвердил служащий погребальной конторы, который по случайности знал его прежде. Ловушка, что подготовлена была для меня, сработала с Гаярдом вполне успешно. Родственник, для которого заказывалась могила, оказался чистейшей выдумкой: Габриэлю Гаярду самому пришлось лечь в гроб, на крышке которого, как и на могильной плите над ним, начертано было вымышленное имя. Такое же сомнительное удовольствие умереть под псевдонимом ждало и меня.

Любопытным образом проходило опознание этого трупа. Когда-то, лет за пять до таинственного исчезновения Габриэля Гаярда, лошадь под ним понесла, и он упал с нее весьма неудачно: потерял несколько зубов, глаз и вдобавок получил перелом правой ноги чуть выше колена. Он старался по мере возможности скрывать от окружающих эти благоприобретенные физические изъяны, и теперь в глазнице скелета красовался вставленный в свое время стеклянный глаз, хотя и изрядно ввалившийся; изготовивший глаз «художник» узнал его без труда.

Еще проще оказалось опознать искусно сработанные вставные зубы, которые самолично подгонял один из лучших парижских дантистов. Благодаря неординарности случая зубной мастер сохранил слепки с готового изделия, и слепки эти в точности соответствовали золотым коронкам, обнаруженным у черепа во рту. Также и след от перелома над коленом нашелся как раз в том месте, где некогда срослась конечность Габриэля Гаярда.

Полковник Гаярд, приходившийся ему младшим братом, был взбешен исчезновением Габриэля, а еще более – его денежек: он давно уже рассматривал их как причитавшийся ему по закону памятный подарок, который младшему брату так или иначе придется принять, когда бы смерть ни избавила старшего от тягот бытия. Благодаря своей хваленой проницательности он довольно скоро заподозрил, что граф де Сент-Алир и его прекрасная спутница – графиня или кем уж она ему приходилась – обобрали его братца; к этому подозрению примешивались и другие, более зловещие догадки, но поначалу то были лишь плоды слепой ярости, которая, как известно, не нуждается в доводах разума.