Читаем В тусклом стекле полностью

– Прошу прощения, господин граф, – суховато отвечал Карманьяк, – я имею указания не разглашать цель наших поисков; однако этот ордер, я полагаю, убедит вас в том, что право на обыск у меня есть.

– Но я надеюсь, месье Карманьяк, – вмешался Планар, – вы разрешите графу присутствовать на похоронах его родственника, который, как видите, лежит здесь, – он указал на пластинку с именем, – а у дверей дожидается катафалк, чтобы доставить гроб на Пер-Лашез.

– Сожалею, но этого я разрешить не могу: на сей счет мне также даны самые четкие указания. Я, впрочем, задержу вас совсем немного. Господин граф, надеюсь, не думает, что его в чем-то подозревают; но служба есть служба, и я обязан вести себя так, будто подозреваю всех и каждого. Приказано обыскать – я обыскиваю; иногда, знаете ли, случаются любопытные находки в самых неожиданных местах. Мало ли что может оказаться, к примеру, в этом гробу.

– Там лежит тело моего родственника, господина Пьера де Сент-Амана, – оскорбленно вскинулся граф.

– Вот как? Стало быть, вы его видели?

– Видел ли я его? О да, я часто видел бедного мальчика! – Воспоминания явно растрогали графа.

– Я имею в виду тело.

Граф украдкою взглянул на Планара.

– Н-нет, месье… То есть да, месье, но только мельком. – Снова взгляд в сторону Планара.

– Однако этого хватило, чтобы опознать его? – предположил Карманьяк.

– Конечно… Еще бы! Я тотчас его опознал, вне всяких сомнений. Как! Не опознать с первого взгляда Пьера де Сент-Амана? О нет! Мы слишком хорошо с ним были знакомы…

– Вещицы, которые я ищу, занимают совсем мало места; а жулики, знаете ли, бывают иногда изобретательны. Давайте-ка снимем крышку гроба.

– Извините, месье, – решительно заявил граф, подходя к гробу сбоку и простирая над ним руку, – но я не могу позволить вам осквернять память покойного такими недостойными действиями.

– Никакого осквернения, месье, мы только приподнимем крышку – и все. Вы, господин граф, будете при этом присутствовать, и, если все сложится так, как мы надеемся, вам представится случай бросить еще один, поистине последний взгляд на возлюбленного вашего родственника.

– Месье, это невозможно.

– Господин граф, я нахожусь при исполнении моего долга.

– И кроме того, эта штука… отвертка… она сломалась, когда завинчивали последний шуруп. Клянусь честью: кроме тела, в гробу ничего нет.

– Ах, господин граф, конечно же, вы уверены, будто ничего нет; но вы просто не знаете всех уловок, к каким иногда прибегают слуги, а ведь многие из них ушлые контрабандисты. Эй, Филипп, сними-ка с гроба крышку.

Граф возражал; однако Филипп, лысый конопатый малый, похожий на кузнеца, разложил на полу кожаную сумку с инструментами, выбрал в ней, предварительно осмотрев гроб и поковыряв ногтем шляпки шурупов, подходящую отвертку и ловко крутанул каждый шуруп; они поднялись в ряд, как грибочки. Крышку сняли. Свет, которого я не чаял уж больше увидеть, хлынул мне в глаза, но угол зрения оставался прежним: я глядел прямо перед собою, как в тот миг, когда впал в каталепсию. Теперь я недвижно лежал на спине, и, следовательно, взор мой упирался в потолок. Затем увидел я озабоченно склоненное надо мною лицо Карманьяка: в глазах его, показалось мне, не мелькнуло и тени узнавания. Господи! Когда бы я был способен издать хоть один звук! С противоположной стороны ко мне склонялась темная сморщенная физиономия презренного графа; заглядывал и лжемаркиз, но лицо его не попадало в поле моего зрения, а потому расплывалось; мелькали также другие лица.

– Да, – сказал Карманьяк, выпрямляясь, – вижу, что контрабанды нет.

– Будьте добры теперь распорядиться, чтобы человек ваш накрыл гроб крышкою и завинтил шурупы, – смелея, проговорил граф. – Пора ехать, должны же мы его за… захоронить. Могильщики и так получают жалкие гроши за ночную работу, а мы часами держим их в прихожей…

– Не волнуйтесь, граф де Сент-Алир, скоро вы уедете. Относительно гроба я распоряжусь.

Граф взглянул на дверь и увидел в ней жандарма; в комнате находились еще два-три дюжих молодца, весьма угрюмого вида и в той же форме. Старик проявлял все большее беспокойство; почва словно бы уходила у него из-под ног.

– Поскольку господин Карманьяк препятствует моему участию в похоронах, я вынужден просить вас, Планар, вместо меня присутствовать на погребении моего родственника.

– Еще несколько минут, – повторил непоколебимый Карманьяк. – Сперва я попрошу вас передать мне ключик вон от того шкафчика. – И он указал на дверцу, за которой только что была заперта моя одежда.

– Я… собственно, не возражаю, – промолвил граф, – да, я не возражаю; только им не пользовались целую вечность. Сейчас пошлю кого-нибудь поискать ключ.

– О, если у вас нет его при себе, нет нужды беспокоиться. Филипп, достань-ка отмычки. Надо открыть вот эту дверцу. Чьи здесь вещи? – спросил Карманьяк, когда шкаф был вскрыт и из него извлечена одежда, сложенная туда пятью минутами ранее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги