В тусклом стекле

– Карета уже стоит у крыльца, и лошади как будто неплохие, а по пути мы их еще сменим, – говорил Планар. – Конечно, придется накинуть людям наполеондор-другой: в три часа с четвертью надобно со всем управиться. Ну, начнем; я поднимаю его стоймя, а вы заводите ноги на место, придерживаете и хорошенько подтыкаете под них рубаху.

В следующее мгновение, как и было обещано, я уже висел в объятиях Планара; ноги мои перекинули через борт гроба, и из этого положения меня постепенно опускали, покуда затылок мой не коснулся деревяшки. Затем тот, кого именовали Планаром, уложил мои руки вдоль тела, заботливо поправил оборки савана на груди и разогнал складки, после чего встал в изножье гроба и произвел общий осмотр, коим, по-видимому, остался вполне доволен.

Граф аккуратно собрал только что снятую с меня одежду, проворно ее скатал и запер, как я позднее узнал, в один из трех стенных шкафчиков, расположенных под панельною обшивкой.

Теперь я постиг их жуткий план: гроб предназначался для меня; «похороны кузена» – всего лишь подлог для обмана следствия; я сам отдал все необходимые распоряжения на кладбище Пер-Лашез, расписался в книге и оплатил погребение вымышленного Пьера де Сент-Амана, на месте которого в этом гробу буду лежать я; пластинка с его именем останется навсегда над моею грудью, гора глины придавит меня сверху; после нескольких часов каталепсии уготовано мне пробуждение в могиле, для того только, чтобы умереть самой ужасной смертью, какую можно вообразить. Случись кому впоследствии из любопытства или из подозрительности выкопать гроб и произвести осмотр тела, никакими химическими анализами нельзя будет установить следы яда, и самое тщательное исследование не обнаружит признаков насильственной смерти.

Я сам немало поусердствовал, чтобы сбить с толку полицию, сам подготовил собственное исчезновение и даже успел отписать моим немногочисленным корреспондентам в Англии, чтобы не ждали от меня вестей по меньшей мере недели три.

И вот, в минуту преступного моего ликования, смерть настигает меня, и спасения нет! В панике я попробовал молиться Богу, но в сознании промелькнули лишь грозные мысли о Страшном суде и вечных муках, да и они поблекли перед неотвратимостью более близкой расплаты.

Нет нужды вспоминать жуткие, леденящие душу мысли, обуявшие меня в тот миг; к тому же они все равно не поддаются передаче. Посему ограничусь изложением дальнейших событий, которые навеки и до мельчайших подробностей остались запечатленными в моей памяти.

– Пришли могильщики, – сообщил граф.

– Пусть подождут за дверью, покуда мы закончим, – отвечал Планар. – Будьте любезны, приподнимите-ка нижний конец, а я возьмусь с широкого края.

Мне недолго пришлось гадать, чтó они собираются делать: пять секунд спустя что-то скользнуло в нескольких дюймах от моего лица, совершенно прекратив доступ света и заглушив голоса. Начиная с этого момента до моих ушей доносились только громкие и отчетливые звуки; и самым отчетливым из всех стал скрежет отвертки, загонявшей в дерево шурупы поочередно, один за другим, – никакие громы и молнии Страшного суда не могли бы поразить меня сильнее этого простенького скрежетания.

Дальнейшее я вынужден передавать с чужих слов, поскольку сам ничего не видел, да и слышал лишь урывками и недостаточно ясно для связного рассказа.

Прикрутив крышку, эти двое прибрали комнату и чуть подвинули мой гроб, выравнивая его по половицам; при этом граф особенно беспокоился, как бы не оставить беспорядка или следов спешки, кои могли породить ненужные домыслы и подозрения.

Когда с этим было покончено, доктор Планар отправился звать людей, чтобы вынесли гроб и поставили его на катафалк. Граф натянул черные перчатки, вытащил белоснежный носовой платок и превратился в живое воплощение скорби. Он стоял у изголовья гроба, ожидая Планара и могильщиков; вскоре послышались торопливые шаги.

Первым появился Планар. Он вошел через ту дверь, за которой первоначально находился гроб. Поведение его изменилось: в нем чувствовалась какая-то развязность.

– Господин граф, – сказал он с порога, пока в комнату вслед за ним входили еще человек шесть. – К сожалению, я должен вам объявить о совершенно непредвиденной задержке. Вот месье Карманьяк из полицейского департамента; он говорит, что, по имеющимся у них сведениям, в здешней округе припрятаны большие партии английских, и не только английских, контрабандных товаров и часть их находится в вашем доме. Зная вас, я взял на себя смелость утверждать, что сведения эти совершенно ложные и что вы по первому требованию и с превеликим удовольствием позволите ему осмотреть любую комнату, шкаф или кладовую в вашем доме.

– Вне всякого сомнения! – воскликнул граф самым решительным тоном, хотя и несколько побледнев. – Благодарю вас, друг мой, вы предупредили мой ответ. Я предоставлю этим господам ключи от всего дома, как только мне любезно сообщат, что за контрабанду они намерены здесь обнаружить.