Санька вошёл в квартиру и первое, что почувствовал в темноте – пыльный запах старинных книг. Так пахнет в библиотеке. Николай зажёг свет, и Пешков увидел множество шкафов с фолиантами, занимавших все стены. На их фоне мебель выглядела гораздо беднее – жёсткие стулья, стол и дешёвый абажур. Ничто так не порадовало, как тёплая печка в углу. Он сразу подошёл и прислонился к ней спиной. Ночи стали уже холодными, а он не успел приобрести пальто, так и ходил в тонкой куртке.
Николай хлопотал над чайником, как гостеприимный хозяин. Пешкову есть не хотелось, но от горячего чая он бы не отказался.
– Хорошо живёшь, ваше благородие. В большой квартире… – желчно произнёс Санька, когда Елагин накрывал на стол. Что-то тёмное шевельнулось в душе. Сразу вспомнилась убогость его комнаты, где и мебели толком не было.
Николай на секунду замер с чайником в руках, а потом сказал:
– Выучишься, также будешь жить. Квартира казённая, от гимназии. Мои здесь только книги, да ещё холодильник недавно купил.
– Ты как мой отец: "Не выучишь таблицу умножения, не будет тебе в жизни продвижения!" Да не хочу я заканчивать университет. Скукота… Потом ещё место искать надо. Чувствую, не для меня это.
– А что – для тебя? Грабить?
– Ну, почему сразу “грабить”… Деньги нужны для революции. Я думаю, сломаем этот порядок, а в новом я уж сумею подняться.
– Ломать – не строить, на это много ума не надо… А кем ты будешь при новой жизни, если ничего не умеешь? Учиться не хочешь, работать тоже не особо…
Санька прищурился:
– Ты мне, чем лекции читать, лучше пожрать дай.
Николай смутился.
– Слушай, тут такое дело… Я деньги все отдал мужику одному…
– Ограбили тебя, что ли?
– Да, нет… пожалел извозчика: у того детей трое, да жена больная.
– Вот ты наивный! Он же твои деньги враз пропьёт, а на жену и на детей ему наплевать.
– Почему ты так плохо думаешь обо всех? – Николай вдруг вспомнил Софью с её готовностью помогать людям, и сейчас он был на её стороне.
– Да знаю я этих рабочих, как облупленных. И твой такой же… Давай съездим вместе к нему – проверим! Готов поспорить на червонец, что пропивает сейчас он твои денежки!
– Давай поспорим и съездим, – согласился Николай.
– И всё-таки скажи мне, а чего это ты решил бедным помогать? По-христиански или ещё по каким мотивам?
– По-человечески. Устраивает такой ответ?
Пешков засмеялся.
– А я думал, ты к пролетариату решил присоединиться.
Елагин тяжело посмотрел на него, но спорить не стал.
Было уже поздно, и Николай положил Саньку на диване в кабинете. Пешков был рад и не рад, что зашёл к Елагину. С одной стороны, было приятно гостеприимство Николая, с другой – он был не уверен, что выдержит эту дружбу. Глухая зависть шевелилась в душе, заставляя сравнивать каждую мелочь: начиная с пальто и белой сорочки, которых у него никогда не было, а заканчивая положением, которое занимал Елагин в гимназии. Там его очень ценили, так как выделили роскошную, по меркам Саньки, квартиру.
Наутро Санька вышел от Николая и с досадой поймал хмурый и подозрительный взгляд дворника. "Ну, смотри, смотри, барский холуй, мы вам ещё покажем, кто тут хозяева жизни…"
За мстительными мыслями Пешков даже не заметил, что на улице стало светлее от падающего снега. Но под ногами образовалась слякоть, ноги противно чавкали и проваливались в лужи, словно в ловушки, и потому приход зимы не обрадовал Саньку.
О погоде думать было некогда. Его озаботило желание Николая преподавать историю. Это важный предмет для их агитации. Елагина трудно будет уговорить трактовать историю так, как было нужно для революционного настроения. Но попробовать стоит.
Другое дело – красавица Рябушинская. Экая краля! Молодец Варька – уговорила богатую курицу прийти к ним преподавать! Санька разулыбался, вспоминая наивные глаза и восхищённое квохтанье девчонки. Всей душой он ощущал, что барышня скоро станет ручной. А Елагин… пойдёт лесом.
Настроение улучшилось, на припрятанные денежки можно прикупить одежду на зиму. Прошёл немалый срок, теперь уж никто не заинтересуется, откуда у него средства. Всё-таки зима пришла… Санька расправил плечи и с удовольствием вдохнул холодный воздух.
Через несколько дней товарищ Сивцов передал указание Пешкову от главы революционной ячейки прийти на конспиративную квартиру. Намечалось общее собрание, что случалось крайне редко и требовало максимальной скрытности. Санька слушал товарища и молча кивал, как китайский болванчик, и старательно запоминал лично для него намеченный путь до нужного дома.
В назначенное время он постучал, как было условленно. Дверь открыл немолодой рабочий с рыжей бородой. Пешков прошёл в комнату. Под большим абажуром за столом сидело несколько человек. Он узнал Сивцова и пару преподавателей Пречистенских курсов. Ещё двое с ним участвовали в ограблении поезда.
Во главе стола сидел незнакомый полноватый человек с жидкой бородёнкой и воспалёнными глазами. Когда Санька вошёл, он замолчал. Потом кивком указал на стул и, положив сжатые кулаки перед собой, стал объяснять не терпящим возражения тоном, что должны сделать члены кружка РСДРП.