В заливе ветров

Мякелев всегда боялся чего-нибудь. Когда началась война, он боялся, что попадет на фронт. Тогда он без вызова отправился в военный комиссариат и представил старую справку о том, что у него больная печень. Справку оставили, и Мякелев стал бояться, что ее затеряют. Когда райком партии начал формировать партизанский отряд, Мякелев и туда пошел без вызова и пожаловался, что он никогда не стоял на лыжах, даже мальчишкой, и что на старости лет ему трудно будет научиться. Потом он пошел в Министерство лесной промышленности. Во время войны ощущался большой недостаток специалистов лесного дела, и ему легко было устроиться начальником лесопункта, хотя большого опыта он не имел. Всю войну он прожил в страхе, что кто-нибудь подкопается под него и он будет отстранен. Его не хвалили, но и не критиковали, а он опасался как того, так и другого. Если бы его стали хвалить, то обратили бы на него внимание, а этого он не желал. Он считал, что лучше всего осторожность во всем, что бы ни делал. Он мог иногда и покритиковать других, и даже довольно сурово, но только после того, как кто-нибудь из авторитетных товарищей скажет свое критическое слово.

Прошло уже несколько лет после войны, но страх Мякелева не уменьшался. Наоборот, увеличился! Ведь он был уже заместителем начальника сплава, а чем выше пост, тем больше завидуют тому, кто этот пост занимает, — так думал Мякелев. Да и поводов для страха прибавилось.

Даже простые мастера в эти годы закончили лесной техникум или занимались самостоятельно, а у Мякелева не было никакой специальной подготовки. Каждый год на сплав привозили новые сложные машины, сплавщики научились работать на них, а Мякелев и не пытался с этими машинами ознакомиться. Он чувствовал, что люди чуждаются его, и думал, что все они подкапываются под него. Единственным его оружием была осторожность, максимальная осторожность во всем. Но в последнее время он, как ни остерегался, очутился меж двух огней. Приказы и инструкции сплавной конторы и треста были строгими, а Воронов поправлял их, когда считал это нужным, и Мякелеву ничего не оставалось делать, как слушаться своего начальника. Он понимал, что без Воронова не мог бы справиться с работой. Он завидовал Воронову, который ничего не боялся — ни книг, ни машин, ни треста, ни министерства, ни дождя, ни мороза, а из прошлого Воронова Мякелев знал, что тот не боялся даже смерти.

Работать Мякелеву становилось все труднее и труднее. Раньше ему не приходилось ломать голову над тем, сколько же надо платить за ремонт той или иной машины. Весь ремонт машин производили или в центральных мастерских сплавной конторы, или в Петрозаводске, и оттуда поступал готовый счет. А сейчас надо было опасаться каждой бумажки, которая поступала из своей же механической мастерской. Мякелев всегда надеялся на приказы и инструкции — нужно было только выучить их, и тогда никто не сможет придраться. Теперь он начал бояться даже инструкций и приказов, так как в них каждый раз содержалось что-нибудь новое, чего он не понимал.

Воронов заметил испуг Мякелева. Ему даже стало жаль своего заместителя. Он начал говорить более дружелюбно. Рационализаторские предложения рабочих свидетельствуют о техническом росте масс. Все стремятся к тому, чтобы механизировать возможно большее количество трудовых процессов. Было бы преступлением препятствовать этому стремлению рабочих. Наоборот, надо поддерживать их. И даже больше — руководство должно идти впереди. На запани действительно слишком много силовых установок. Надо добиться того, чтобы был установлен центральный источник энергии, а для этого необходимо спешить с постройкой электростанции…

Воронов говорил своему заместителю то, что ему самому говорили на партийном собрании и о чем он так много думал в последнее время. Теперь ему уже казалось, что истины эти очень просты, что стоит их высказать, и каждый поймет. Вот понимает же Мякелев! Это видно уже по тому, как он внимателен…

Мякелев слушал и кивал головой. А что еще он мог делать?

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Зорька ожидала хозяина на крыльце конторы. Когда Воронов вышел, она побежала впереди него к дому, но хозяин повернул в сторону прибрежной улицы. Зорька нерешительно приостановилась, потом вдруг ринулась обходной тропинкой к электростанции. Она не ошиблась. Через некоторое время туда пришел и Воронов.