В заливе ветров

Из сплавной конторы приехал инженер для установки оборудования электростанции. Локомобиль был поставлен на прочное цементное основание. Кирьянен с тревогой следил за инженером, который, мрачно нахмурив брови, измерял помещение стальным метром, затем делал какие-то вычисления на бумаге и опять раскладывал свой метр. Воронов тоже напряженно ожидал, что скажет инженер: могло же случиться, что они с Кирьяненом и Степаненко ошиблись в расчетах. Зорька почувствовала тревогу хозяина и поняла ее по-своему — она смотрела злыми глазами на инженера и, казалось, готова была разорвать этого человека. Но Зорька ошиблась. Чужой человек оказался не таким плохим, каким выглядел. Он сложил свой стальной метр и сказал Воронову что-то такое, от чего тот облегченно вздохнул и сразу повеселел. Зорька сочла необходимым помахать приезжему хвостом.

Кирьянен вытащил из кармана носовой платок и вытер затылок, хотя внутри нового, еще пахнущего смолой здания было совсем не жарко.

— Теперь мы, вероятно, уже можем натягивать провода? — спросил Воронов у инженера.

— Можно, — согласился инженер, — я задержусь здесь еще несколько дней. Пусть Степаненко поможет Кирьянену. Он, кажется, очень толковый человек.

— Хорошо, хорошо! — обещал Воронов. — Кого только потребуете.

Когда все вышли из здания электростанции, Зорька припустилась к конторе, но снова ошиблась. Воронов направился домой.

Умывшись, Воронов уселся за письменный стол, взял чистый лист бумаги и написал: «Здравствуй, Петр Иванович!..» Он бранил себя за то, что не писал Александрову уже три недели. Он бросил бумагу в корзину и начал заново: «Дорогой друг, Петр Иванович!..»

Сегодня он решил написать два письма — Александрову и Ольге.

Александрову он написал почти шесть страниц — обо всем, что в последнее время произошло на запани. Еще раз перечитав последнее письмо Александрова, он прибавил: «Напрасно ты беспокоишься. Все идет полным ходом и с электростанцией и с мастерской. Грешным делом, я боялся, что работы по механизации приостановятся после твоего отъезда. Но не такой у нас народ! За мои сомнения намылили мне немного шею». Написал он и о партийном собрании, о Кирьянене, Степаненко, отце и сыне Кюллиевых. «Приезжай скорее, работы хватит еще и тебе».

Трудно было писать Ольге. Долго он ломал голову над первой строкой. «Милая, дорогая…» не могло теперь соответствовать содержанию письма. И не хотелось обидеть сухой официальностью. Что бы ни случилось между ними, они должны остаться друзьями и никогда не обижать друг друга.

Он долго сидел, писал, рвал бумагу, снова писал и снова рвал и не заметил, как подошло время врачебного визита. Айно все еще числила его больным и навещала раз в день.

Айно пришла в легком летнем платье без рукавов. Ее плечи и руки уже загорели, на щеках играл румянец.

Воронов поднялся навстречу врачу. Айно расспросила, чувствует ли еще Воронов головную боль и какой у него аппетит. Воронов отшучивался, что его ничто не беспокоит, кроме лени, и что он способен съесть даже поджаренные в масле гвозди.

— Расскажите мне о чем-нибудь! — попросил Воронов.

— О чем?

Воронову все равно — о чем угодно: о больнице, о цветах, о книгах, которые она читает, хотя бы о нарядах, о которых женщины с удовольствием беседуют между собой. Но Айно вдруг задала вопрос, который Воронов меньше всего ожидал:

— Я видела, что вы шли от электростанции. Что сказал инженер?

— Вы хотите, чтобы у меня действительно заболела голова, — попробовал Воронов отшутиться. — Об этом я и так вынужден думать целые дни. У вас совершенно нет жалости.

— Тем легче вам рассказать, — не отступала Айно. — И еще один вопрос: вы довольны тем, что Степаненко сделал на сплоточной машине, в мастерских и на электростанции?

— Скажите, вы смеетесь надо мной? — спросил уже с раздражением Воронов.

— А почему я не могу спрашивать серьезно? — в голосе Айно послышались нотки обиды.

— Ну конечно, можете, — ответил Воронов примирительно. — Я ведь тоже разговариваю о болезнях. Но ваши вопросы меня в самом деле поставили в тупик. Добро бы вы интересовались больницей. Там тоже надо бы сделать ремонт, но я никак не соберусь. Но производственные дела сплавного рейда! Этого я никак не ожидал! Давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом.

В дверь осторожно постучали. Немного раздраженным голосом Воронов крикнул: «Войдите!» Увидев на пороге Матрену Павловну, чуть не выругался. Ее только и не хватало!

Матрена Павловна выглядела очень нарядной: в синем шелковом платье и в новой с большими полями шляпе. Шляпа была отделана широкой шелковой лентой, такой, какую она носила в молодости. «Точно гадалка!» — мелькнуло в мыслях Воронова, когда он взглянул на ее наряд.

Она открыла дверь, смущенно улыбнулась, но, заметив Айно, сжала губы.

— Миша, я зашла спросить, может быть, тебе нужно помочь? Ты так утомляешься…

— Ничего мне не нужно, — раздраженно сказал Воронов. — Идите, Матрена Павловна. У нас тут дела.

Матрена Павловна удалилась, опустив голову и не поднимая глаз.