В заливе ветров

— Ну, что же ты скажешь? — еще раз спросил Воронов.

Кирьянен взволнованно перелистывал жалобы, потом тихо промолвил:

— Таких вещей прощать нельзя.

— Вот тебе и мастер блока! — усмехнулся Воронов.

Подумав, Кирьянен спросил:

— А почему все эти жалобы у Мякелева? — Воронов посмотрел на него с недоумением. — Почему они не у тебя? Почему люди не к тебе идут с жалобами даже тогда, когда не получают никакого ответа?

— Они и ко мне идут. — Воронов покраснел. Действительно, над этим он не подумал. Когда к нему приходили с жалобами и он не мог разрешить их на месте, то частенько говорил: «Отдайте Мякелеву, разберем!» Люди шли к Мякелеву, а он забывал проверить. Что он теперь мог сказать?

Кирьянен испытующе смотрел на него.

— Да, и в этом надо разобраться! — вздохнул Воронов.

На следующий день Мякелев пришел домой раньше обычного.

Жена взглянула на него вопросительно.

— Как же мы теперь будем жить, Акулина? — спросил Мякелев после долгого молчания.

Анни была дома и вышла из своей комнаты.

— Ну, теперь те, кто зубы точил, освободились от меня! — Мякелев тяжело дышал, устремив взгляд на пол. Губы его дрожали.

— Что ты такое говоришь? — спросила Акулина.

— А то, что я уже не заместитель начальника.

— Кто же ты?

— Никто. Воронов сказал, что Кюллиев даст мне работу у дисковой пилы. Кюллиев стал теперь моим хозяином! Поди знай, может быть, он назначит меня в няньки к своим ребятишкам.

— За что же тебя так?

— Почем я знаю, за что? Жалобы нашли какие-то. Да мало ли жалоб? Разве каждому угодишь? Знаю я этих жалобщиков. Люди любят пошуметь. Напишут, пошумят, и утихомирятся. Ну, ошибка вышла, конечно. Не надо было оставлять этих бумаг в конторе. Не догадался. Стар стал.

«Нет, как это могло случиться, что я не знала, какой он? — с ужасом подумала Анни. — Да разве так можно?»

Сейчас надо было поговорить с отцом серьезно. Но как тут поговоришь, когда мать еле жива от испуга.

— Доченька, ты же умная, посоветуй отцу, что ему делать, как поступить, куда обращаться, — захныкала мать.

— Ты быстро научишься работать на дисковой пиле… — начала было Анни, обращаясь к отцу.

— Ах вот что! И ты того же хочешь! — взорвался Мякелев. — Это ты во всем виновата. Разве не говорил я тебе весной: оставь ты свои шуры-муры с Никулиным. Он уйдет в армию, а ты с носом останешься…

— Отец, перестань! Не говори так! Выслушай меня!

— Не хочу слушать! Оставайся в старых девах, как Матрена Павловна, если тебе так хочется! Но я не позволю превращать себя в дурака. Я знаю, что надо делать. Против меня точили зубы Кюллиев и Александров и этот твой Николай. Я знаю. У меня все записано… Пойду в сплавную контору, в трест, в министерство, в Совет Министров… Я до Москвы дойду…

— Зачем тебе это надо?.. Можно начать работать на запани у дисковой пилы…

Мякелев вскочил:

— Я тебе покажу запань! Если скажешь еще хоть слово, вот тебе дверь…

Мать испуганно запричитала. Анни не тронулась с места. Она жестко отчеканила:

— Я у себя дома, и никуда ты меня не выгонишь! Но я сама уйду, если ты не станешь человеком.

Анни ринулась к дверям, выскочила на улицу, оставив дверь открытой. Остановилась, как будто выскочила из горящего дома, и не знала, куда теперь податься; повернулась к калитке, ведущей в огород, и села на траву, за поленницей. Только тут заплакала, не в силах удержать судорожную дрожь в плечах.

— Анни, доченька, где ты? — мать вышла на крыльцо, но не увидела ее.

Анни отчаянным усилием сдержала рыдания, и когда мать вернулась в комнату, встала, поправила волосы и вышла из огорода на улицу.

Куда теперь идти? Раздумывая, она и не заметила, как все ускоряет шаги, и остановилась, только увидев Николая, который колол дрова возле своего дома.

Николай воткнул топор в колоду и шагнул навстречу девушке, чувствуя, что с ней случилось какое-то большое несчастье.

— Я поссорилась с отцом, — с усилием сказала она.

— С отцом? — в голосе его звучало удивление, даже радость. — Да что же ты плачешь? Говорил я, что с ним жить нельзя! — воскликнул он.

Девушка вдруг насторожилась. Подозрительно, как на чужого, посмотрела она на Николая, а тот, воодушевившись, продолжал:

— Брось ты мучить себя! Зачем ты…

Ничего не понимая, он с раскрытыми глазами смотрел на спину Анни, которая быстрыми шагами удалялась.

Девушка шла по направлению к своему дому, сутулясь, сосредоточенно смотря на землю и еле сдерживая рыдания.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Степаненко отправился покупать костюм. В магазин только что привезли новую партию товаров, и там собралось много знакомых сплавщиков. Они стали все скопом выбирать ему костюм, и выбрали темносиний бостоновый.

— Нехай этот, — согласился Степаненко. Он взял еще женский платок и уплатил деньги..

— Микола Петрович, да ты не в женихах ли ходишь? — засмеялись в толпе.

Немного поколебавшись, Степаненко прошел в продуктовый отдел. Там он купил масла и колбасы на ужин, потом шоколадных конфет. Казалось, что теперь можно было идти, но он все задерживался, нерешительно поглядывая на магазинные полки. Койвунен, тоже помогавший выбирать костюм, угадал мысли Степаненко.

— Хватит тебе этого зелья!