И фашистские солдаты послушно следовали этому людоедскому наказу: расстреливали и вешали наших людей, травили их собаками, морили голодом, уничтожали в «душегубках». Фашистские варвары с равнодушием, с холодной рассудочностью профессиональных убийц учиняли свои кровавые расправы над мирным белорусским населением. Не стоит забывать, что самую «грязную работу» выполняли люди, если таковыми их можно назвать, предавшие и свой народ, и землю, на которой родились и выросли. Эти нелюди, стараясь показать свою верность и покорность перед фашистским режимом, устраивали зверства, которые невозможно понять, принять и объяснить, убивали, расчленяли, мучали, насиловали, жгли живьем тех, с которыми еще вчера жили рядом, дружили и отмечали вместе семейные торжества.
Ребята никак не могли поверить, что находятся здесь и сейчас и что такое вообще возможно в принципе, казалось, что снимают кино, только забыли пригласить операторов, режиссера и прочий съемочный персонал. Плач и всхлипывание на мгновение стихли, как вдруг нацистский палач выбрал свою новую жертву, неожиданно схватил какую-то молодую женщину за волосы и со всей силы бросил на землю, попутно снимая с плеча автомат и наводя его на нее. Мальчик лет десяти бросился к маме весь в слезах, обняв одной рукой ее за плечи, а другой ручонкой закрыл дуло автомата в надежде защитить ее таким образом от смертоносного оружия.
– Прыходзілі ўчора да дзеда Кастуся, прыходзілі! – кричал мальчик с побелевшим от страха лицом. – Не забiвайце, дзядзечка, не забiвайце!
Переводчик перевел слова ребенка унтерштурмфюреру, после чего последний какое-то время с ненавистью и презрением смотрел на молящего о пощаде мальчугана и его запуганную до смерти мать, а потом отшвырнул их в сторону, как бездомных псов, своим начищенным до блеска сапогом, а сам обратился к переводчику, вышагивая взад-вперед, как на подиуме, дал ему какие-то указания на немецком. Переводчик повернулся к местным жителям и, уродуя слова, потребовал выйти тому, кто укрывал партизан. Повисла мертвая тишина, только испуганные глаза селян поглядывали друг на друга. Офицер достал из кобуры пистолет и приставил его к голове первого попавшегося, из толпы, вырываясь из цепких рук жены, вышел Кастусь, она билась в истерике, заливаясь слезами, безуспешно пыталась остановить своего мужа.
– Прыходзілі да мяне партызаны i што, хопіць здзекавацца з нас, праклятая хунта, – сказал совершенно спокойным голосом Кастусь.
К нему подошел офицер и презрительно смотрел на старика сверху вниз, как удав на кролика, не проронив ни слова. Кастусь ни на мгновение не отвел свой тяжелый, уставший от жизни взгляд, а потом внезапно улыбнулся и плюнул в рожу фрицу, добавив: «Наступіць дзень, прыйдзе час, i вас змятуць, знішчаць са свету, раздавяць, як тараканаў пад печкай!» Нацист педантично достал платочек, вытирая свое каменное лицо, махнул рукой, и к старику подошли два немецких солдата, схватили его и повели к липе, росшей здесь не одну сотню лет, а старик продолжал сыпать угрозы и проклятия в адрес фашистов.
Глеб и Рома с ужасом смотрели на все происходящее, Рома заметил, как разгорается ярость в глазах Глеба, как набухли вены у него на шее, он даже несколько раз порывался встать и пойти на выручку, но друг вовремя прижал его к земле стальной хваткой, лишив всех шансов сделать это.
С запада на горизонте появлялись свинцовые тучи, они приближались, медленно застилая голубое небо, отдаленно сверкала молния, но грома еще не было. Приближалась гроза, парни понимали, что это их путь домой, и то и дело поглядывали то вдаль, то на происходящее в деревне, не решаясь сделать выбор: пробраться к дубу и уйти домой или хоть как-то помочь людям, оказавшимся в беде.