В западне времени

Старика подвели к липе, один из солдат принес веревку и забросил один конец через ветку, сделал петлю, продел в нее второй конец и стал затягивать, пока петля надежно не охватила ветку и не затянулась, со вторым концом веревки он провел те же манипуляции, заранее укоротив ее до нужной длины. Виселица была готова, старик не сопротивлялся и, казалось, смирился со своей участью. Второй фашист взял березовую колоду, лежавшую в куче дров, и подставил под петлю, потом вдвоем схватили деда Кастуся и поставили на колоду, одели петлю на шею и затянули… Он в последний раз провел своим взглядом по деревне, остановил его на мгновение на родной хате, где родился и вырос, взгляд скользнул дальше и застыл на его жене, которая, прикрыв лицо руками, беззвучно плакала. Еще на мгновение он взглянул на небо, перекрестился и… внезапно провалился вниз с хрустом сломавшихся шейных позвонков, подергал ногами и обмяк, продолжая качаться из стороны в сторону. Его лицо покраснело и стало немного раздутым из-за того, что веревка пережала шейную артерию, но застыло спокойным и не выражало никаких эмоций, глаза были закрыты и больше не видели того ужаса, что творился здесь, в его родной деревне. Тело продолжало медленно раскачиваться на веревке, словно маятник на гигантских часах, отмеряя секунды наступившей смерти. От тяжести и трения о ветку веревка содрала кору на ветке и въелась глубоко в дерево. Старуха закричала неистово, нечеловеческим голосом и из последних сил бросилась на офицера, замахнувшись палкой что было силы, но ее тут же скосила автоматная очередь одного из приспешников, она упала вместе с палкой на землю. Люди плакали и выкрикивали проклятия и брань в адрес убийц, они перебороли свой страх, протестуя таким образом против дикой несправедливости и жестокости немцев. Глеб уже был готов голыми руками пойти на фрицев, но Роме удалось убедить друга не делать глупостей и немного остудить его пыл.

– Глеб, как бы это эгоистично ни звучало, но это не наша вой на, в том смысле, что все события уже сложились, уже произошло то, что произошло, надо принять это как данность. Вмешавшись, мы можем лишь ухудшить ситуацию, хоть и незначительно, но изменить ход истории, пойми, мы не из этого времени, да нас даже в проекте не было, ни нас, ни наших родителей, а вот наследить мы можем основательно да еще, чего лучше, погибнуть можем, ты об этом не задумывался? – убеждал друга Рома.

– Может, ты и прав, дружище, но мы уже наследили, сами того не зная, ведь если бы мы не пришли изначально в деревню, то, возможно, никто бы и не погиб. А раз уж из-за нас пострадали люди, то мы не можем просто уйти и ничем им не помочь, – настаивал на своем Глеб.

– А чем ты поможешь? У нас нет даже сраного пистолета против хорошо вооруженных и в несколько раз превосходящих численностью противников! Это только в крутых боевиках один справляется с целой армией, спустись с небес на землю. Тем более что гроза вот-вот начнется, а это наш единственный шанс вернуться домой к родным, которые нас уже обыскались, наверное, – не сдавался Рома.

– Ладно, пойдем, убедил, – сказал Глеб после некоторой паузы. – Я скоро в дурку попаду от этого всего.

Парни развернулись и стали медленно ползти к лесу, но им удалось проползти всего метров десять, пока их не остановили крики людей и автоматные очереди немцев. Друзья замерли и уставились друг на друга вопрошающими взглядами и, после нескольких секунд замешательства, практически бегом бросились к недавно оставленной позиции. Фашисты сгоняли всех людей в огромную

конюшню, всех без исключения: детей, женщин, стариков. Они гнали их как скот, хлеща плетью и стреляя из автоматов в воздух, а тех, кто отказывался или падал на землю, расстреливали на месте. Один из немцев отделился от основной группы и направился в сторону парней, друзья словно приросли к земле, внимательно наблюдая за приближающимся фрицем. Пройдя около пятнадцати шагов, он завернул за сарай и очутился перед самым носом у ребят, после чего отвернулся к стене и стал отливать, напевая к акую-то дурацкую песню. Глеб внезапно сорвался с места и рысью бросился вниз на фрица. Огромный охотничий нож по самую рукоять вошел в тело врага со стороны спины слева, издав неприятный чвакающий звук. Немец не успел даже пикнуть, только напрягся на мгновение, а потом резко обмяк и рухнул на землю на подкосившихся ногах, выпуская изо рта ручеек темной, почти черной венозной крови. Глеб достал нож из тела и обтер его о траву, после чего спрятал назад в ножны, потом стал обыскивать труп, забирая все, что считал нужным. Рома спустился с холма к Глебу и смотрел на него выпученными от страха глазами.

– Держи автомат, чего уставился! – сказал Глеб дрожащим от возбуждения голосом.

Тот молча взял автомат и вместе с ним два целых магазина, нож и три гранаты. Убитого немца парни оттащили в кусты и накрыли его ветками. Глеб сидел молча, уставившись в одну точку и дрожал, словно осиновый лист на ветру.