В зеркале голубого Дуная

— Как, вы ничего не слышали о «Шларафии»? — он удивленно поднял на меня свои подслеповатые глазки. — Стыдитесь, молодой человек. Неужели вы никогда не слышали слово «Шлаурафенланд»?

— Нет. Что-то вроде «страны хитрых обезьян»?

— Весьма приблизительно. Шлаурафенланд, или, как теперь пишут, Шларафенланд, — блаженная страна, где и поныне текут молочные и медовые реки. Лень считается там высшей добродетелью, а прилежание самым тяжким грехом. Шларафия — объединение граждан этой сказочной страны.

— Понимаю: ваша Шларафия массонская ложа — объединение единомышленников, которые трудятся не покладая рук, чтобы создать на земле эту самую Шлаурафенланд и потом будут вечно лежать в сладкой истоме по берегам медовых рек.

— Нет, что вы! Мы вовсе не трудимся не покладая рук, как вы говорите. В этом нет необходимости. Более того: это противоречило бы нашим принципам. Мы мечтаем. Для тех, кто умеет мечтать по-настоящему, врата Шлаурафенланд всегда открыты — пожалуйста!

Несколько шагов мы прошли молча. Потом Альфред начал совсем другим тоном:

— Шларафия всегда объединяла лучших людей нации— философов, писателей, артистов, художников. Правда, теперь к нам примазываются всякие случайные люди. Но так бывает всегда в крупном идейном течении. У вас ведь тоже были в двадцатых годах, как это по-русски… Mitganger?

— Попутчики?

— Да, вероятно. Для нас попутчики, так же как и тогда для вас, не имеют ровно никакого значения. Братья, связанные подлинными узами духовного родства, всегда легко узнают друг друга. Наш девиз: общительность, искусство, юмор.

— И как давно возникла ваша Шларафия?

— Скоро ей исполнится сто лет. Шларафия родилась в Праге в 1859 году. Потом подобные объединения массонов появились почти во всех странах Европы.

В Австрии особым распоряжением Гитлера Шларафия была распущена. Гитлер боялся мечтателей. Но мы, уцелевшие старые массоны, после войны опять взялись за руки. Наше братство нерушимо. Оно будет крепнуть век от века. Теперь у нас уже есть братья в Америке, в Азии и даже в Африке. О, за нами большое будущее!

Старик показал мне на обшлаг своего потрепанного костюма, где была пришпилена булавка с белой головкой:

— Вот паспорт гражданина прекрасной Шларафии.

За всю долгую жизнь Альфред накопил множество самых разнообразных знаний. Он охотно рассказывал, и я подчас целыми часами слушал его своеобразные лекции по истории Ватикана, о фламандской живописи, об игорных домах Монте-Карло. Альфред заполнял пробелы в моем образовании, и я ему за это навсегда благодарен. Но иногда он выступал и в роли слушателя. Это было тогда, когда я говорил о Советском Союзе. Обычно, поболтав о всякой всячине, Альфред просил меня:

— Ну, а теперь поведайте мне, что было самого интересного за последние дни у вас в России.

Сначала мне казалось, что Альфред Верре относится к моим рассказам, если и не скептически, то во всяком случае с обидным философским спокойствием. Мол, есть Советский Союз, а есть и другие страны. С точки зрения мировой истории, все, происходящее у вас, это только маленький эпизод. Интересно, своеобразно, но не более того.

Через несколько месяцев после нашего знакомства Альфред обратился ко мне с вопросом по русской грамматике. Оказалось, мечтатель из страны лентяев на восьмом десятке взялся за изучение русского языка. Успехи его были поразительны. Их объяснить можно только тем, что старик уже знал несколько языков, в том числе чешский.

Я помогал моему другу чем мог, особенно в грамматике, которая доставляла ему много хлопот. Мы уже начали при встречах обмениваться русскими фразами, Альфред стал брать у меня советские газеты и журналы. Но наши занятия продолжались недолго…

Альфред Верре был типичным венским стариком — неустроенным, бессемейным, жившим случайными заработками. Он занимал крохотную квартирку на краю Вены, и в те дни, когда по вечерам работал дома, сам варил себе ужин. Однажды, заработавшись, старик забыл про кастрюлю, поставленную на плиту: ужин сгорел, газ пошел в комнату. Альфред уснул за своим рабочим столиком тяжелым сном и уже больше не проснулся.

В крематорий на похороны Альфреда Верре пришли венские журналисты, писатели, художники, артисты, солидные господа из массонской ложи. Последние стояли в своих безукоризненных черных костюмах обособленно, игнорируя «прочих».

Заиграл орган, и гроб стал медленно опускаться в каменный люк. Наступила самая скорбная минута. И вдруг после секундной паузы орган разнес под гулкими сводами зала совсем другую мелодию — тоже траурную, но мужественную, полную силы и страсти, революционную. Такова была посмертная воля покойного: под высокими сводами метались и нарастали грозные раскаты «Вы жертвою пали…»

Господа в черных костюмах обменялись беспокойными взглядами, резко надвинули черные цилиндры и демонстративно вышли.