"В" - значит вчера

прядями, поддерживаемые рядом гребней и заколок. В каждом ухе была серия маленьких

золотых колечек, которые пронизывали хрящ с интервалом в полсантиметра. Это тоже

выглядело болезненным, и я подумала о ее склонности к самоистязанию в том, что

касалось моды.

- Могу я вам чем-нибудь помочь?

- Я надеюсь. Вы - Айрис Леман?

Она улыбнулась, видимо, ожидая чего-то хорошего. Бедняжка.

- Да.

- Я - Кинси Миллоун. Я пишу продолжение истории об освобождении из колонии Фрица

Маккейба. Я бы хотела задать вам несколько вопросов.

Ее выражение лица переменилось от оптимизма к осторожности.

- Мне нечего сказать о Фрице Маккейбе.

- Ой, извините. Мне сказали, что вы, Фриц и Трой Рэйдмейкер были школьными друзьями.

Айрис поколебалась, и я видела, как она спорит с собой. Было ясно, что мне известны

какие-то факты, что сдерживало ее желание соврать.

- Я знала их. Я бы не сказала, что мы были друзьями. Мы вместе учились в Климпе, когда

я была в девятом классе. Вот и все.

- Я слышала, что вас исключили за кражу копии теста.

Айрис уставилась на меня.

- Почему вы спрашиваете об этом?

- Я порылась в старых бумагах и надеялась, что вы поможете заполнить пробел или два.

Она поморщилась.

- Как вас зовут, повторите?

- Кинси Миллоун.

- И это для “Санта Тереза Диспэтч”?

- Нет-нет. Это издание из Лос-Анджелеса. Мы выбрали эту историю, и мой редактор

попросил меня исследовать предмет поглубже.

- Мне нечего сказать.

- Нечего?

- Это древняя история. Никому до нее нет дела.

- Вы бы удивились. Наши читатели до сих пор очень интересуются смертью Слоан

Стивенс. Вы знали, что Фрица освободили на позапрошлой неделе?

- Вы только что об этом сказали, и мне наплевать на это.

Я демонстративно сделала запись в блокноте и посмотрела на нее.

- Вы хотите поделиться еще какими-нибудь соображениями?

- Послушайте, я сейчас занята. То, что происходит с Фрицем, не имеет ко мне никакого

отношения.

- Я бы не была так уверена. Кто-то не рад, что он на свободе, и хочет отомстить.

Это привлекло ее внимание.

- В смысле?

- Аноним угрожает передать некую видеопленку правоохранительным органам. Она была

заснята в 1979 году. Вам, возможно, известно, какую пленку я имею в виду, потому что вы

появляетесь на ней.

- Ну и что? Эта пленка исчезла десять лет назад.

- Что ж, теперь она объявилась, вместе с требованием крупной суммы денег, или

пославший передаст копию в прокуратуру, где могут завести уголовное дело на парней, которые участвовали.

- Это смешно.

- Это не смешно для человека, требующего деньги. Далеко от этого.

- Но это шантаж, разве нет?

- Не направленный на вас, но вас затянет в скандал.

- Я думала, что прокурор не может ничего делать без моего согласия.

- Не так. Пленка - доказательство преступления. Разбирательство не зависит от вашего

одобрения. Прокурор все равно может завести дело.

- Если Фрица шантажируют, о какой сумме идет речь?

- Это неважно, потому что они не собираются платить. Мы надеемся определить

шантажиста, пока ситуация не вышла из-под контроля.

- О, хороший план. Легкая победа. И как вы это сделаете?

- Разговаривая с людьми, такими, как вы.

- Не могу понять, почему вы вовлечены. Вы журналистка, а не полицейский следователь.

- Репортер-расследователь. Вот чем мы занимаемся.

- Я не могу помочь. Я не видела никого из этих ребят после суда.

- Вы не контактировали ни с кем из них?

- Я вам только что сказала. Я видела Роланда Берга и Стива Рингера, оба одноклассники.

Стива Рингера все зовут “Стрингер”, если никто об этом не упоминал. Я пару раз

разговаривала с Байярдом, и это все.

- Как давно?

- Это ерунда какая-то. Почему я должна вам отвечать? Я могу разговаривать, с кем захочу.

- Как насчет суда? Вы давали показания?

- Пришлось. Меня вызвали повесткой.

- Вы думали, что приговор справедливый?

- Слоан погибла. Кто-то должен был ответить.

- А как насчет пленки?

- Я никогда ее не видела. Когда я услышала, что она пропала, подумала, что все кончилось.

- Что вы помните об инциденте?

- Это был не “инцидент”, просто мы валяли дурака.

- Вы никогда не сообщали в полицию?

- Конечно, нет. Мы были глупыми. Там не было ничего серьезного.

- Если пленку обнародуют, вы будете публично унижены, было это серьезно, или нет. Вы

подверглись сексуальному насилию.

- Вовсе нет! Может, это так выглядит, но ничего не было. Я слышала, что это дурацкое

самодельное кино, длиной четыре минуты.

- Нет ничего дурацкого в изнасиловании, Айрис. Я видела пленку.

- Что ж, а я - нет. Хотите знать, за что я ненавижу репортеров? Вы питаетесь этим

дерьмом. Ведете себя так, как будто сочувствуете и беспокоитесь, а сами наслаждаетесь

каждой минутой. Унижением других людей. Их стыдом. Если ничего не происходит, вы

создаете неприятности сами, просто чтобы посмотреть, как мы отреагируем. Записать это.

Напечатать в газете. Вы только делаете свою работу. Так?

- Я действую не так.

- Тогда что вы здесь делаете?

- Я надеялась помочь.

- Так идите помогайте кому-нибудь другому. Мне от вас ничего не надо.

- Остальные могут не согласиться.

- Тогда разговаривайте с ними.

- Кого бы вы посоветовали?

- Сами разберетесь. Это уже действует мне на нервы.

- Как насчет Поппи? Она еще в городе?