Ваксберг А.И. Моя жизнь в жизни. В двух томах. Том 2

Имя Кузакова теперь хорошо известно. В эпоху гласности газеты раскрыли то, что давным-давно уже не было секретом для множества людей, с ним общавшихся. Константин Степанович скорее всего («скорее всего» — поскольку «документа» на этот счет никто не видел) был внебрачным сыном товарища Сталина, рожденным в тех самых сибирских краях, где неистовый подпольщик отбывал очередную ссылку. Кузаков никогда никому ни единым словом или намеком не напоминал о своем происхождении и безропотно принимал разные наказания, которым его за какие-то провинности время от времени подвергали. Похоже, Сталин чтил его больше, чем «законных» детей, держал его в поле своего зрения, но ни разу не вмешался в его судьбу. Сюжет любопытный, помогающий разобраться во фрейдистских комплексах вождя всех народов, — сюжет, который еще ждет своего исследователя. Не политика, не психолога, а художника.

Очерку «Завтрак на траве», а затем и фильму «Средь бела дня» было суждено взбудоражить общественное мнение и даже повлиять на принятие очень важных решений. Но прежде всего я столкнулся с поразительным, дремучим упорством, которое проявляет ложь, чтобы настоять на своем. Даже после того, как она разоблачена и посрамлена.

Пришли в редакцию несколько московских студентов, будущих журналистов. Человек пять или шесть. Рассказали, что один их преподаватель посвятил половину лекции разносу «Завтрака на траве»: так, мол, будут всех линчевать, если следовать за этим писателем. Оставили мне свои конспекты с записями его речений, которые поразили меня правовой зашоренностью и какой-то личной задетостью моим злополучным очерком.

Сначала студенты, как видно, не без интереса слушали смелую критику, которой он подвергал выступление популярной газеты. Но что-то, однако, задело… Неувязки ли, фальшь ли? Или просто неадекватная страсть, с которой преподаватель-юрист громил, сокрушал и опровергал? Фамилия его мне показалась знакомой. Так и есть — сын судьи, многократно отвечавшей родителям Мухина и его жене: приговор правильный, оснований к отмене нет. Я давно знал эту судью, наша газета не раз писала о ней, печатала ее статьи. Без всякого основания выделяла из общего судейского ряда: и гуманна, мол, и справедлива, и объективна. Теперь ее «объективность», помноженная на уязвленное самолюбие, предстала во всей красе.

Уязвленный таким поношением «ЛГ», Сырокомский позвонил декану факультета, где преподавал ее сын, — профессору Засурскому, давнему другу газеты. Тот сразу понял пикантность сложившейся ситуации и принял надлежащие меры. Молодой юрист вынужден был извиниться. Публично. Сквозь зубы. Хорошо сознаю, каких мук ему это стоило. Но после выхода фильма по семейной гордости был нанесен еще один мощный удар. Даже, собственно, два.

В Верховном суде СССР, когда принимались руководящие указания в связи с судебной практикой по делам о необходимой обороне, членам Пленума и приглашенным судьям показали фильм «Средь бела дня», чтобы тех, кого приходится им судить, — не роботов, а живых людей, — они увидели в реальной обстановке, приводящей к трагической развязке. Прониклись бы их чувствами. Поставили бы себя на их место.

Среди приглашенных была та самая судья, которую с подлинным сатирическим блеском изобразила на экране Светлана Немоляева. И опять же легко себе представляю, какие чувства при этом судья испытала. Тем более — в моем присутствии. В тот же день Пленум принял постановление, созвучное полностью позиции авторов фильма. Такой была вполне заслуженная семейкой финальная точка.

Но финальной она не была. По крайней мере, для сына. Совсем наоборот.

Я никогда — видит Бог! — не был злопамятным. Не был и в этом, больно меня задевшем случае. Напротив, на зло ответил добром.

Несколько лет спустя я оказался причастным к формированию правовой секции московского отделения Фонда Сороса, и Джордж попросил меня непременно включить в ее состав какого-нибудь молодого, перспективного адвоката. Выбор оставался за мной, — честно говоря, тогда было уже из кого выбирать. Но я вспомнил про того самого преподавателя… К тому времени он стал как раз адвокатом, заявив о себе участием в одном нашумевшем судебном деле. Он и впрямь подавал надежды. И я охотно избрал его на ту роль, о которой мне говорил Джордж Сорос. Привел за руку. Вывел в люди.

Времени зря адвокат не терял и вскоре, уже без моей помощи, занял — правда, на очень короткий срок — руководящее место в недрах этого Фонда. И меня, увлеченного в то время другими заботами, быстро и ловко сплавил сперва на вторые, потом на третьи, а потом уж и совсем на никакие роли. Хорошо, что к тому времени у меня были другие интересы и другие проекты, реализации которых он никакие мог помешать.

Еще позже этот пробивной товарищ стал депутатом Госдумы, где и продолжает заседать до сих пор. От всего сердца желаю ему удачи на столь высоком посту, да и на всех других, которые, несомненно, ему предстоят.