И сразу же началась командировочная гонка — ни у Френкеля, ни у меня уже не было минуты для новых встреч. Дня через два, вечером, перед тем, как отправиться на вокзал — в обратный путь, я получил от дежурной по этажу письмо на фирменном бланке гостиницы: «Милый Аркадий Иосифович! Знаю, что Вы сегодня уезжаете и сожалею, что не смогу Вас проводить, а тем более снова посидеть, не торопясь, и послушать Ваши рассказы. Но — мы ведь все-таки не на разных планетах живем и даже не в разных городах. Звоните, приходите без церемоний, прошу Вас, доставите и радость, и удовольствие. Верьте в искренность этой просьбы. Ваш Ян Френкель».
Близок локоть, да не укусишь! Куда там — посидеть, не торопясь… Однажды мы сговорились по телефону о встрече, но тут — воспользуюсь уже забытым, по счастью, журналистским штампом советских времен — очередное письмо позвало в дорогу. На этот раз — в город Урюпинск.
Многие помнят, наверно, некогда популярный и очень содержательный анекдот.
Профессор принимает экзамен по истории у тупого, как подошва, студента. На «билет» тот не ответил — профессор пытается вытянуть его дополнительными вопросами.
— Ну хорошо, скажите, в каком году произошла Великая Октябрьская революция?
Студент чешет затылок, но вспомнить не может.
— А Ленин когда умер?
Студент не знает и этого.
— А когда началась Великая Отечественная война?
Результат тот же.
— Да… — вздыхает профессор. — Что же мне с вами делать? Сами-то откуда?
— Из Урюпинска…
Профессор долго смотрит в окно, размышляет, потом задумчиво произносил
— А что, может, и правда?.. Бросить все к чертовой матери… Уехать в Урюпинск… И зажить по-человечески…
Такой вот анекдот. Не знаю, по какой точно причине, но именно Урюпинск на долгие годы стал в «узких» московских кругах синонимом глухомани. Самой дальней, Богом забытой провинции, куда ни птица не долетит, ни конь не доскачет…
Основания для этого были: чтобы попасть в Урюпинск, пришлось лететь до Волгограда, а потом ехать поездом с двумя пересадками. Действительно, глухомань — по нынешним меркам. Видно, именно «место действия» — Урюпинск! — определило мой выбор, ибо писем, которые могли дать сюжет для судебного очерка, всегда было в избытке. Но — Урюпинск!.. Неотторжимое уже от того анекдота, слово это манило само по себе, тем более, что читательское письмо обещало материал интересный и многозначный.
Написал мне местный журналист Королев: «Только на Вас надежда». «Не могу смириться, — продолжал он, — был человек, и нет человека! Исчез — и никто не ищет. А по-моему, просто не хочет искать. Но не может же так быть: вчера был человек, а сегодня исчез. Испарился. Как будто его и не было…»
Меня встретил какой-то странный — скорее созданный воображением бытописателя, чем взаправдашний — город. Чем-то, не сразу понятным, отличавшийся от тех райцентров в русской глубинке, которых я уже повидал предостаточно. Ощущение сонности жизни шло от книг, прочитанных в давние-давние годы, и вызывало ассоциации чисто литературные, но они подкреплялись реальностью, открывшейся перед глазами. Некогда Урюпинск славился хотя бы своими осенними ярмарками (говорят, они даже соперничали с нижегородскими), теперь — давно уже — не было в помине и этого. Не было ничего…
Заброшенный, поросший дикой травой стадион. На ржавые замки закрытый театр (существовал не одно десятилетие). Заколоченный Дом культуры. Ни единого клуба. Заплеванное, грязное кино с поломанными креслами и дырявым экраном. Зато винные ларьки — в изобилии. Да еще главная местная достопримечательность: «пивной бар», который здесь все называли гадюшником. От старины остались разве что считающиеся традиционными вечерние скачки по улицам: всадники с кольями налетали, как вихрь, на одиноких прохожих, чаще только пугали, иногда «просто так» избивали — от избытка нерастраченных сил. Из-за этих жесточайших, порою кровавых побоищ, любимого развлечения местных парней, мало кто вечерами мог позволить себе роскошь прошвырнуться по улицам. Давние-давние Валины рассказы об игарских нравах получили зримое подтверждение и даже показались рождественской пасторалью в сравнении с тем, что я здесь сам увидел. И про что узнал.
Сергей Черничкин, шестнадцати лет, бесследно исчез на исходе октября — журналист Королев был убежден, что его просто утопили в уже начавшем замерзать городском болоте. В том самом, в котором, спасаясь от преследовавших его войск Ивана Грозного, увяз — по легенде — татарский князь Урюп, давший имя сначала станице, а потом и городу. Гиблое это место называют тут Крепью, а те, кто начитан (есть и такие), — «Бермудским треугольником местного разлива»: в здешней трясине бесследно исчез не один лишь Сергей.