Ваксберг А.И. Моя жизнь в жизни. В двух томах. Том 2

Взрыв произошел, в сущности, по одной-единственной причине: ради экономии защита от возможных трагических последствий определялась при строительстве цеха не его взрывоопасностью, а всего лишь пожароопасностью. От этой — вроде бы чисто технической и скучной — детали потянулась цепочка обмана и лжи, приведшая к тягчайшим последствиям. Копеечная экономия обернулась не только человеческими жизнями и ломкой множества судеб, но и огромными финансовыми потерями. И слова «Верховный суд» — название учреждения, где происходило действие пьесы, — по ходу спектакля обретали другой, куда более важный смысл. Верховный суд превращался в Суд Высший, воздававший каждому по его подлинным заслугам.

Глава 31. Бурные аплодисменты

В середине восьмидесятых годов позвонил мне как-то один мой давний приятель, человек с устоявшейся доброй репутацией, никогда не беспокоивший по пустякам, и попросил принять одного посетителя, приехавшего из Баку. Я попробовал отложить встречу на несколько дней, но приятель проявил несвойственную ему настойчивость: не позже, чем завтра! И, видимо, для того, чтобы настойчивость эту как-то смягчить, интригующе добавил: «Если первая же фраза, которую он произнесет, не привлечет твоего внимания, гони его в шею!»

На следующий день посланец приятеля сидел в моем редакционном кабинете. Это был крупный, уже сильно обрюзгший мужчина лет шестидесяти — на его массивном, со следами непомерной усталости лице выделялись темные мешки под воспаленными — в красных прожилках — глазами. Грудь украшали три колодки орденских ленточек — я сразу же узнал не «трудовые» (их при Брежневе выдавали миллионами лжецам и мошенникам), а боевые, военные ордена. К правому лацкану пиджака был привинчен потускневший от времени знак гвардейца.

Я ждал той самой — первой! — фразы. И она прозвучала:

— Перед вами сидит особо опасный преступник, которого ищут по всей стране. Вы можете позвонить в милицию, сдать меня и получить десять тысяч рублей.

Чтобы я не воспринял его заявление как плоскую шутку или как бред сумасшедшего, он вытащил из портфеля сложенную вчетверо афишу: ее украшал портрет человека, сидевшего напротив меня. «Всесоюзный розыск… Особо опасный преступник… Сообщить за вознаграждение…» И — жирно, огромными цифрами: «10000 рублей».

Как он и предполагал, я не кинулся к телефону, и тогда мой посетитель продолжил рассказ.

Бакинец Годолий Авербух, по образованию экономист, занимавший среднего уровня должности в бухгалтериях различных хозяйственных организаций, часто привлекался как эксперт при проведении следствия по делам о хищениях. Пока дело касалось мелочевки и не затрагивало никого из сильных мира сего, это вполне устраивало бакинских следователей, ибо специалистом Авербух был превосходным, трудился за малые деньги с большим старанием и никогда не подводил. Но однажды, занимаясь одним пустяковым, казалось бы, делом, он имел неосторожность выйти за рамки…

Дело возбудили против работницы одной из бакинских бензоколонок, случайно уличенной каким-то «народным мстителем»: он увидел, что она продавала частнику бензин, предназначенный для государственных автомашин. Такие действия (многие, думаю, помнят) совершались тысячами ежечасно, ежеминутно и повсеместно — попадались лишь те, кто совсем уж потерял всякую осторожность и стыд. Авербух сразу же понял, что нити тянутся далеко и что на одной работнице дело замкнуться не может. Он требовал полного следствия — во всем объеме, который ему открылся. Ордер на изъятие финансовых документов бензоколонок за последние три года был выписан, но, когда пришли делать выемку, добрая их половина куда-то исчезла. Еще две недели назад Авербух держал их в руках и делал выписки, а теперь документов просто не оказалось.

Вскоре исчезло и то, что пока еще оставалось и уже находилось в прокуратуре: одной прекрасной ночью их кто-то «выкрал», топорно и грубо взломав замки… Начали было давать правдивые показания свидетели — шоферы автобусов и грузовиков: у одного сразу же подожгли квартиру, сын другого попал под колеса автомашины, брата третьего без всякого повода уволили с работы. Остальные свидетели — теперь уже все, как один, — ссылались на плохую память.

Дело сфабриковали против самого Авербуха. Люди, которые стараниями эксперта отбывали наказание в тюрьме, вдруг вспомнили, что он у них вымогал взятки. Цифры назывались огромные — бумага все терпит. Благодаря своим давним связям Авербух узнал, что выписан ордер на его арест. Когда за ним пришли, он уже был далеко, укрывшись в сельском доме старого фронтового друга. Всесоюзный розыск объявляли у нас довольно редко: слишком громоздкой была процедура получения санкций, слишком дорогостоящим сам процесс. На этот раз и подписи собрали немедленно, и на деньги не поскупились.