Без этих анкетных подробностей нельзя понять ситуацию, которая сложилась чуть позже: освоившись и укрепившись в кресле первого человека республики, Алиев начал кадровую прополку, стараясь избавиться от тех, кто был посажен на руководящие места его предшественниками, и расставить всюду своих людей. Убрать Мамедова было первейшей необходимостью — он не просто знал больше, чем полагается, но уже и успел проявить свою непокорность. Разделаться с прокурором, однако, было не так-то просто: назначение и смещение всех прокуроров без исключения еще со времен Ленина оставалось исключительной прерогативой Москвы. Но набрать телефонный номер «компетентного товарища» и сказать ему по-простецки: «Убери-ка ты от меня этого негодяя…» — тогда еще Алиев не мог. Приходилось ждать и готовиться. Готовиться и ждать.
От советских партийных вождей брежневского призыва — и в центре, и на местах — Алиев отличался одной, весьма важной, особенностью: он был совершенно чужд традиционных услад новой советской элиты. Ни «королевских охот», ни вельможных рыбалок, во время которых, случалось, спортсмены-подводники виртуозно подавали леща или щуку на крючок почетного удильщика, ни бань с массажистками, официантками и уборщицами весьма приятной наружности, — все это обошло Алиева стороной. Не потому, что он был принципиальным противником сладкой жизни, а потому, что сладость жизни состояла для него совершенно в другом, Он унаследовал сталинскую манеру бытового аскетизма. От положенных ему благ не отказался, но — без опереточной роскоши, без идиотских излишеств. И опять же — не из принципа, а по личной склонности к другим наслаждениям: абсолютной, неограниченной власти. С замахом на самый верх!
Другие вожди тоже стремились к власти как к средству обеспечить себе рай на земле. Для Алиева же сама власть и была раем. Не средством, а целью. И поэтому внешне его образ жизни — сравнительно, разумеется, — выглядел скромным. Не позволявшим в чем-нибудь его упрекнуть. Личный интерес его состоял в том, чтобы люди, которых он всюду расставил, и на словах, и наделе оказывали ему безоговорочную поддержку.
Параллельно шла жестокая борьба с коррупцией. На самом деле борьба. На самом деле жестокая. И на самом деле с коррупцией. Жертвами алиевского наступления на коррупцию стали несомненные члены мафий, но входившие в сферу влияния предыдущей команды. Так сказать, конкурирующие фирмы. По традиционной советской модели одним выстрелом убивалось несколько зайцев. Устранялись не просто конкуренты — ставленники низвергнутых партаппаратчиков высшего звена, то есть те, в ком всегда заключена потенциальная опасность для новых властителей. Они устранялись не по прихоти хозяина, за здорово живешь, а за подлинные преступления, раскрыть которые при желании не составляло труда: ведь Алиев-то знал, что коррупция пронизала все звенья системы сверху донизу, можно наугад брать любого, и за ним обязательно что-то будет.
Но существовал еще третий «заяц», и он для будущей карьеры Первого Лица был важнее всего. С подачи Алиева пресса раструбила о непримиримой очистительной кампании, которая проводится в Азербайджане под руководством первого секретаря. С его благословения и при его полной поддержки на экраны вышел поразительно честный по тогдашним меркам фильм «Допрос» по сценарию Рустама Ибрагимбекова с Александром Калягиным в главной роли. Ничуть не кривя душой, я приветствовал его едва ли не восторженной рецензией и получил в ответ абсолютно восторженную, благодарственную телеграмму Рустама.
Алиев стал олицетворением нравственной чистоты марксиста-ленинца, превыше всего ставящего честь, неподкупность и скромность. Его окрестили грозой мафии, пламенным борцом с коррупцией. И он действительно был им. В его неистовой атаке на взятки, приписки, хищения был только один изъян: она была избирательной и тенденциозной. Страдали те, кто беспощадной логикой борьбы за власть должен был пострадать. Остальных его атака обходила стороной.