Гамбай Мамедов не был истовым и непоколебимым борцом с мафиозными кланами, уже сложившимися к тому времени в этой богатой республике, он лишь добросовестно выполнял указания свыше и в меру сил (но не больше, чем в меру) привлекал к ответственности то одного, то другого мздоимца и вора — тех, кому выпал несчастливый билет. Но он не стал и членом какой-нибудь мафиозной группы, не вошел — ни прямо, ни косвенно — в общую связку, и уже одно это делало его на своем ключевом посту человеком не только для этих групп бесполезным, но еще и опасным. Водился за ним и куда больший грешок: он обладал информацией, которую Первое Лицо в Азербайджане предпочло бы не предавать огласке.
Сегодня Гейдар Алиев — президент суверенной страны, его видная роль в мировой политике для всех несомненна, с новых высот его советское прошлое кажется мелким и уже несущественным, а реанимация этого прошлого не только досадной, но еще и бессмысленной. Но ведь с этим прошлым связаны судьбы миллионов людей, да и «новый» Алиев это тот же «старый», только принявший иную окраску. Жесточайшая битва за власть, которую он ведет, прибегая отнюдь не только к парламентским средствам, убедительно говорит о том, что старое партийное и особенно кагебистское прошлое многому его научило. К тому же я пишу не политический портрет главы государства, внезапно возникшего на мировой карте, — вспоминаю то, что было в реальности совсем в иные времена и имело прямое касательство лично ко мне.
Давно подмечено, что многие советские политические фигуры первого ряда сделали карьеру в КГБ, начав оттуда свое восхождение и опираясь на поддержку этого могучего ведомства: тот же Андропов, тот же Шеварднадзе… Алиев в этом ряду представляет особенно большую загадку — единственный из них всех, он вообще не имел никакого другого прошлого, кроме того, которое теперь снова почтительно называют чекистским. Война застала 18-летнего юношу не на призывном пункте, а в родной Нахичевани — в НКВД автономной республики, где он сразу (в восемнадцать-то лет!) получил высокое звание лейтенанта госбезопасности (соответствует воинскому званию майора) и должность заведующего секретным архивом республиканского НКВД. Этому предшествовало представление фиктивной справки о тяжелой форме туберкулеза легких, которым якобы болел этот цветущий молодой человек, — иначе он не смог бы спастись от призыва.
Получение такой справки мальчишкой из бедной семьи, известным до этого разве что участием в школьной театральной самодеятельности (играл Гамлета, между прочим), а тем более устройство на столь ответственный пост (в сталинские времена!) требовали чьей-то мощной поддержки. Эту версию убедительно подтверждают и последующие вехи беспримерной биографии молодого чекиста: в девятнадцать лет он возглавил секретный отдел («спецчасть») Совнаркома Нахичеванской автономной республики, в двадцать один — оперативный отдел НКВД всего Азербайджана.
Лишь один раз в его стремительно развивавшейся энкаведистской карьере произошел досадный сбой. Руководя «работой» всех азербайджанских сексотов, он распоряжался и несметным количеством конспиративных квартир, где штатные чекисты встречались с нештатными — с добровольными помощниками, как любили они изъясняться. Среди «добровольных» встречались и особы женского пола, а конспиративный квартирный фонд снимал проблему поиска места для тайных свиданий: в конце концов конспиративная квартира на то и конспиративная, чтобы там проходили именно тайные свидания. Вот там-то иные из добровольцев женского пола дарили ему свою любовь. Настолько ли добровольно, насколько служили вообще этому ведомству, — вряд ли это в точности мы когда-нибудь сможем узнать. Но одна, это уж точно, поддавшись, потом передумала, подняла шум — Сталина больше не было, страх перед бывшим ведомством Берии на какое-то время ослаб. Незримые покровители спасли героя-любовника: всего-навсего понизили в должности и воинском звании — ненадолго, конечно. Он быстро выплыл и стал набирать высоту.
Членом комиссии по проверке жалобы, которую написала жертва любовных притязаний Алиева, был тогдашний начальник следственного отдела госбезопасности Азербайджана Гамбай Мамедов, который девять лет спустя станет прокурором республики. Именно он требовал не спускать дело на тормозах, а разжаловать полностью «нарушителя моральных устоев». Да притом еще и отдать его под трибунал как дезертира: комиссия, проверявшая жалобу, вскрыла и это.
Вот какая сложилась необычная драматургия еще в середине шестидесятых годов: один «заклятый друг» — прокурор республики, а другой — председатель республиканского КГБ. Несколько лет спустя дуэт окажется в комбинации еще более сложной и драматичной. Первый «друг» по-прежнему прокурор республики, второй — безраздельный и абсолютный ее хозяин!