Я не имела ни малейшего представления о том, каковы мои истинные предпочтения и интересы – на момент переходного возраста, мою голову наводняли разнообразные идеи и желания, но почти все они были чужими. Под влиянием этих идей, после восьмого класса, я пошла учиться на медсестру. Дед был счастлив – ведь они военнообязанные. Помню день, когда с гордостью принесла военный билет домой, и его обложку – красную, как кровь.
Как та самая кровь, которая текла у меня по ноге, когда я встала с холодной земли в парке после того, как осталась одна. Я вытерла её порванными трусами – они валялись тут же. И увидела связку ключей…
Нет, нет, нет! Я пока не готова думать о том, что было дальше. Подумаю о других ключах. И ещё немножко о матери. Да.. так вот… Мне кажется, что если у кого и были ключи от двери, ведущей прочь из заколдованного царства, в котором прозябала наша семья, то это у неё. Просто она не знала, как ими пользоваться.
Я чувствую, как проваливаюсь в тёмный вакуум. Уловка с мыслью о матери не помогла. Вдох – выдох, вдох – выдох, задержка дыхания. Вдох – выдох, вдох – выдох. Отпустило. Я сворачиваю в переулок. Он тоже кажется знакомым. Где-то здесь была студия самообороны, куда я записалась в надежде научиться давать отпор. В этой студии я встретила мужа. Этому событию предшествовал визит к экстрасенсу.
Экстрасенс был азиатского типа мужчиной с длинными тёмными волосами и разноцветными глазами (одним синим, другим – зелёным), одетым в джинсы и майку. На его груди красовался амулет в форме черепа доисторического животного. Схожий череп смотрел на посетителей со стены. Также экстрасенс курил трубку, нашпигованную ароматными травами, создавая, в общем, впечатление человека, которому можно доверять. Я очень хотела избавиться от страшных головных болей, которые меня мучили, а заодно узнать будущее.
Экстрасенс долго всматривался в моё лицо, после чего, не вдаваясь в подробности, заявил, что мне нужно изменить направление жизни. На этом визит был окончен.
Мне показалось, что речь идёт о любви, поэтому, когда на следующий день я пошла в студию самообороны и увидела симпатичного тренера, то сразу влюбилась. И довольно скоро вышла за него замуж.
К тому времени я примирилась с семьёй, поэтому мы сыграли свадьбу, “как положено” – со всеми родственниками, друзьями, криками “горько” и обрядами, вроде похищения невесты. У меня даже было приданое – скрепя сердце, мать отдала свою любимую, закалённую в боях со свиными отбивными, чугунную сковородку.
Поселились мы с мужем отдельно – у него была хорошая двухкомнатная квартира – и принялись вить гнездо. В основном вила его я – мне хотелось, чтобы наше гнездо непременно отличалось от родительского. Поэтому в квартире было не протолкнуться от мебели и того, что дед называл “цацками-мацками”. Муж постоянно задевал и ронял на пол фарфоровых птичек и другие мелкие предметы, чьё предназначение, возможно, как раз и состояло в том, чтобы один раз взлетать и разбиваться.
Я сажусь на скамейку. Вдруг сверху что-то падает – я едва успеваю отскочить в сторону – и разлетается вдребезги. Под светом фонаря пытаюсь рассмотреть, что это было. Кажется, осколки принадлежат японской вазе эпохи Мейдзи, которую я выкинула из дома, висящего в космосе. Я поднимаю голову и вижу, как в воздухе кружатся клочки бумаги.
Глава восьмая
Клочки падают медленно, как снег. В детстве я любила стоять под фонарём и смотреть на падающий снег. Это создавало впечатление, будто я лечу. Я ещё раз пробую взлететь, как умею это делать во сне. Ведь если я сплю, то значит, скоро проснусь. Но тщетно.
– Да когда же это закончится?! – делаю я резкий выпад правой ногой в сторону фонаря.
Фонарь чуть отодвигается в сторону. Я делаю ещё один выпад, от которого фонарь опять уворачивается, и его свет становится ярче. Я замечаю, что на каждом клочке бумаги что-то написано, поэтому, когда они перестают падать, начинаю складывать их один к одному, как пазл, и через какое-то время читаю новый рассказ…
Туфельки, туфельки, куда вы торопитесь?
Мара устремлена вперёд. Она будто рвётся сама из себя наружу. Рвётся вперёд её крупный, с горбинкой, нос, её острая грудь, её выпуклые колени и длинные стопы – у Мары исключительно длинные стопы. И только глаза держат её на месте. Они сидят глубоко и смотрят на мир с ожиданием. Возможно, это ожидание того момента, когда вся она, наконец, сможет вынырнуть оттуда, где она не хочет находиться, чтобы оказаться там, где ей надо быть.
Её глаза немного похожи на глаза Лайлы.
Лайла – большая и жаркая, как южная ночь. Временами – удушливая. Рядом с ней хочется пить воду со льдом и класть на шею мокрые компрессы. В её взоре всегда нежность. И вопрос: “Ты меня обожаешь? Ты моя?”
Но это вчера… Сегодня Лайла холодна. Жар, идущий от её тела, сгорающего в огне – жалкое подобие её тепла. Сегодня от неё останется горстка пепла, а ответ на её вопрос разольётся в воздухе, заполнив собой все вокруг.
“Спасибо, спасибо…” – Мара принимает слова участия от соседей, друзей и родных.