Теперь о Прибалтике. В августе—сентябре 1939 года Сталин не муссировал темы возвращения в лоно России Литвы, Латвии и Эстонии, еще до Октябрьской революции отторгнутых кайзеровской Германией и превращенных ею в свои протектораты. В беседе с Г.М. Димитровым он заметил – со временем все решится само собой. Почему летом 1940 года позиция Москвы резко переменилась? Причин тому имелось немало.
Бурные события 1939—1940 годов перекрыли рамки, прописанные в договоренностях СССР—Германия. Подчинение Берлином Западной Европы и Скандинавии привело к качественным сдвигам в континентальной расстановке сил. Тревогу вызывала способность вермахта к молниеносным операциям при эффективном использовании «пятых колонн», загодя внедренных в намеченные к захвату страны. Размежевание «сфер интересов» не заставило военные инстанции и спецслужбы Германии оборвать или хотя бы свернуть связи с клиентурой в Прибалтийских государствах. Москва располагала в избытке доказательствами того, что в планах агрессора этим государствам отводилась роль пособников.
Обоснованность опасений полностью подтвердилась 22 июня 1941 года. Пронацистское подполье ставило себе в заслугу быстрое продвижение вермахта через Прибалтику. Его актив блокировал дороги, расстраивал связь, подрывал прочие становые элементы советской обороны. От «зачистки» им территорий, попадавших под пяту захватчика, Красная армия несла тяжелые потери. Нацистская СД (служба безопасности) докладывала по начальству: действенность акций «пятой колонны» могла бы быть и выше, если бы советская контрразведка не ликвидировала в канун войны ряд подпольных ее структур.
Москва не смогла воспрепятствовать втягиванию в нацистский блок Болгарии и полному подчинению рейху богатой стратегическими ресурсами Румынии. В свете позиции Турции это отдавало немцам ключи от черноморских проливов. Чуть забегая вперед, стоит отметить, что нам удалось смешать гитлеровские планы касательно Югославии. 25 марта 1941 года правительство Цветковича под давлением Берлина примкнуло к блоку Германии—Италии—Японии. Через два дня Цветковича смела волна народного недовольства. Его преемник без проволочек вступил в контакт с Советским Союзом, будучи уверенным, что именно у россиян сербы и их соотечественники встретят понимание и поддержку. 5 апреля был заключен договор о дружбе и ненападении, немедленно вступивший в силу. В случае агрессии третьего государства на одну из договаривавшихся сторон другая обязывалась «соблюдать политику дружественных отношений к ней». Создавалась правовая база для обращения югославов к нам, ибо уже 6 апреля последовало вторжение в их дом ошалевших от легких побед врагов. Вскоре нам самим пришлось призывать жертвы нацистского беспредела к развертыванию сопротивления в тылу агрессора. К сожалению, поныне Россия не воздала должное вкладу Югославии в срыв зимой 1941/42 года гитлеровской доктрины молниеносных войн, запрограммировавший конечное поражение претендентов на планетарное господство.
18 декабря 1940 года Гитлер подписал «директиву № 21» – план операции «Барбаросса». Разведка оповестила Сталина
Курс Рузвельта по отношению к СССР оставался противоречивым. С одной стороны, он поручил, не вдаваясь в детали, привлечь внимание Москвы к подготовке Гитлером восточного похода. И тут же, как только Москва и Токио подписали 13 апреля 1941 года пакт о нейтралитете, тогда жизненно важный для Советского Союза, за океаном вздыбился очередной прилив враждебности. В середине июня госдепартамент боролся с искушением принять за данность неизбежное поражение СССР и исходя из этого готовил почву для отказа признавать право советского посла в Вашингтоне представлять интересы России. Экспертов, сочинявших подобные прожекты, занимало, как бы не припоздать к разделу российского наследства. Из песни слов не выкинешь.
Скупость слов и простор мысли
О Станиславе Кондрашове