Читаем Валентин Фалин – уникальная фигура советской дипломатии полностью

Признаться, весьма нелегко далось мне решение положить на бумагу эти строки. Такое случается почти всегда, когда незвано бьет час размежевать вчера и сегодня, подчиняться велению рока, прореживающего по прихоти своей круг друзей и товарищей. Сознание требует принять необратимую данность, но память сердца отказывается смиряться с происшедшим ни в сороковой день, ни в сороковую неделю. Потому, наверное, что, расставаясь с близким по нравственному настрою, по духу человеком, обделенными оказываемся мы сами.

Мое заочное знакомство со Станиславом Кондрашовым началось с розыска в печати не затертого гласной и подковерной цензурой, свежего взгляда на события и проблемы, коими в середине XX века было сверх предела перегружено поднебесье. Психологическая война – изнанка войны глобальной, прозванной для благозвучия холодной, велась по принципу «острие против острия». Тут не до оттенков, не до выискивания авторами ложки меда в бочке худа.

Советские средства массовой информации, по крайней мере, до развенчания культа Сталина и, примечу не вскользь, прихода в «Известия» Алексея Аджубея, тиражировали – не обязательно кондовым словом – «высокое мнение» или заданные сверху мелодии. Зарубежные оппоненты давно подрядили специализированные институты корпеть над ребусом, как в каждое социально, конфессионально, расово подернутое ухо запустить, да простится сие заимствование, нужную блоху. Вслед за нацистскими умельцами они оттачивали наставление Дизраэли – «словами мы управляем поведением людей».

Советские поводыри не просто пренебрегали чужим опытом, но предавали забвению и собственный, демонстрируя презрение к тому, что эпоха нагорных проповедей канула в Лету, что мировое информационное и культурное пространство невозможно раскроить на сусеки. Каждому мало-мальски просвещенному ведомо библейское – в начале было Слово. Однако вознесшимся до олимпийских вершин политикам желанный мир видится в однополюсном измерении. И что особенно тревожно, большинству из них невдомек – ныне слово, к месту или ненароком оброненное, способно зачать новую эпоху.

Не поддадимся соблазну, исполняя реквием в память Станислава Николаевича, величая его творчество, с ходу брать мажорный аккорд и утверждать, будто уже в ранних каирских репортажах запечатлелся Кондрашов, вещавший позднее из Нью-Йорка и Вашингтона, или публицист, десятилетия украшавший «Известия», в качестве политического обозревателя наполнявший смыслом страницы газеты. Это никак не знак минус. Прискорбно, когда художник, поэт, композитор, любая личность большого интеллектуального достатка исчерпывает себя одномоментно. А дальше – повторы, оттиски известного, гон под копирку. Уверен, многим, как и мне, доставляло искреннее удовольствие наблюдать Станислава Кондрашова на подъеме. Без суеты он последовательно раскрывал дарованный ему природой потенциал, талант аналитика и литератора, строго следуя правилу не терять чувство меры, сервируя духовные яства, уважать читателя.

По ходу дискуссий в различных ситуациях и составе мне не приходилось слышать из уст Кондрашова выражения «мои ученики» или что-то в этом роде. Однако не будет преувеличением констатация, что де-факто школа или, если угодно, лаборатория Станислава Николаевича существовала. Каждый способный усваивать прочитанное и улавливать услышанное приглашался посетить эту лабораторию, почерпнуть в ней нечто полезное для себя. Сие приглашение не замыкалось на известинцев, оно по праву могло распространяться на широкую аудиторию «Известий», заслуживших неподдельное уважение просвещенной советской общественности.

Наши личные контакты с Кондрашовым окрепли в конце 70-х – начале 80-х годов. Эпитет «личные», похоже, требует уточнения. Времени на комплименты и объяснения во взаимной симпатии было в обрез. Разговоры велись в основном по делу. Обмен мнениями шел начистоту в твердой убежденности обоих собеседников, что сокровенное не достанется третьему лишнему. Скажу больше и впервые, общение со Стасом Кондрашовым, как и дружба с Сашей Бовиным стали весомым аргументом при выборе мною в конце 1982 года дальнейшей сферы приложения сил, когда после вздорной размолвки с Ю.В. Андроповым мне был заказан вход в ЦК КПСС.

Где, как не в роли политобозревателя «Известий» можно было в ту пору сколько-нибудь вольно исповедоваться? Приглашения ряда крупных иностранных издателей сменить адрес и опробовать их делянку не в счет. Меня привлекала иная перспектива – роль исследователя международных отношений XX столетия, и было бы грехом не воспользоваться шансом покончить с кабалой предшествовавших 30 лет. В три захода я готовился защищать диссертацию. Все напрасно. Ведь, будучи пристегнутым к властной колеснице, вы не могли распорядиться ни часом отпущенного вам времени.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное